Жуков. Взлеты, падения и неизвестные страницы жизни великого маршала - Алекс Громов Страница 26

Взаимодействие родов войск почти отсутствует, особенно слабо увязана работа авиации с наземными войсками. О мероприятиях и ближайших тактических задачах договоритесь с т. Куликом… Предупреждаю еще раз, что всякая часть, и кадровая тоже, требует некоторого времени, чтобы освоиться с боевой обстановкой. Командование должно уметь ввести новую часть в бой, дать ей почувствовать, что она может бить противника.

…Японцы из кожи лезут, чтобы показать свою силу. Мы должны быть умнее их и спокойнее. Поменьше нервничайте, не торопитесь «одним ударом» уничтожить врага, и мы разобьем противника с меньшей затратой своей крови…

Главный Военный совет РККА создал в Чите новый орган для управления войсками – фронтовую группу во главе с командармом 2-го ранга Штерном, которому были подчинены силы Забайкальского военного округа и 57-го особого корпуса. Кулик, обсудив ситуацию со Штерном, 13 июля приказал Жукову отвести основные силы на западный берег Халхин-Гола. На той стороне следовало оставить лишь по одному усиленному батальону для обороны переправ. Жуков согласился с этим решением и отдал приказ по корпусу. На следующий день из Москвы позвонил Шапошников и велел вернуть все как было. Потом пришло распоряжение Ворошилова: «Ваш приказ об отводе главных сил с восточного берега Халхин-Гола на западный, как неправильный, отменяю. Приказываю немедленно восстановить прежнее положение, то есть снова занять главными силами пункты, которые были ослаблены отводом большей части войск.

Приведение в порядок и отдых войск организуйте на восточном берегу, поскольку противник не активен. Восточный берег должен быть удержан за нами при всех обстоятельствах. Подготовку ведите с учетом этого непременного условия».

Кулик получил выговор за самоуправство, ему было приказано больше в оперативные дела корпуса не вмешиваться.

Но подготовка контрнаступления продолжалась, несмотря на распри между командирами. 13 августа 1939 года по приказу Жукова начали проводить дезинформацию командования японской армии: был отдан приказ о строительстве оборонительных позиций и рытье окопов, о постановке проволочных заграждений и забивании кольев. Согласно приказу предпочтение отдавалось «возведению» тех оборонительных сооружений, строительство которых противнику было или хорошо видно или слышно (например, забивание кольев). Привезли даже специальную машину, которая имитировала звук, будто на советской стороне забивают сваи.

На следующий день бойцам выдали памятки о поведении в обороне, а по радио стали передавать ложные сводки о возводимых оборонительных сооружениях. Началось строительство ложных мостов. Вдоль линии фронта постоянно курсировали несколько танков, с которых были сняты глушители. Шум не позволял понять, где на самом деле группируются танковые подразделения. Выдвижение наших войск осуществлялось скрытно и только ночью. Введенные в заблуждение японцы не ожидали внезапного наступления в ночь на 20 августа 1939 года.

«…Был воскресный день, – вспоминал Жуков. – Стояла теплая, тихая погода. Японское командование, уверенное в том, что советско-монгольские войска не думают о наступлении и не готовятся к нему, разрешило генералам и старшим офицерам воскресные отпуска. Многие из них были в этот день далеко от своих войск: кто в Хайларе, кто в Ханчжуре, кто в Джанджин-Сумэ. Мы учли это немаловажное обстоятельство, принимая решение о начале операции именно в воскресенье».

Ранним утром 20 августа на японские позиции посыпались бомбы – этот рейд провели двести с лишним бомбардировщиков, которые прикрывали триста истребителей. Господство в воздухе у советских летчиков было подавляющее. Затем загрохотали пушки. Две сотни орудий почти три часа утюжили оборону противника. Тем временем подоспела новая волна бомбардировщиков. И только после этого в атаку двинули танки и пехота.

Наши войска наголову разгромили японские части и освободили монгольскую территорию. 15 сентября 1939 года в Москве было подписано трехстороннее соглашение об окончании военных действий.

* * *

В Москве в то же время разворачивались не менее значимые события, хотя пока вместо пушек и танков в дело шли изящные дипломатические формулировки.

В ночь с 23 на 24 августа 1939 года в Москве состоялся правительственный банкет, приуроченный к подписанию Договора о ненападении между Германией и Советским Союзом (нем. Deutsch-sowjetischer Nichtangriffspakt), впоследствии прозванного пактом Молотова – Риббентропа.

Германский министр иностранных дел появился в советской столице в середине дня 23 августа. Правда это или нет, но есть сведения, что его самолет по ошибке обстреляли наши зенитчики в районе Великих Лук – там, где спустя полвека на исходе советской эпохи силы ПВО потеряют из вида «сессну» Матиаса Руста…

В Москве Риббентропа встретили по высшему разряду, даже вывесили нацистский флаг, который, согласно еще одной легенде, пришлось спешно разыскивать в реквизитных «Мосфильма». Риббентроп беседовал со Сталиным и Молотовым около трех часов, после чего телеграммой доложил Гитлеру, что переговоры продвигаются благополучно.

Вечером договор был подписан. Как известно, существует устойчивое мнение о наличии секретного дополнения к нему, согласно которому СССР и Германия делили между собой территории некоторых стран Восточной Европы. В спорах о правдивости этой версии и подлинности предъявляемых в качестве доказательства документов историки уже израсходовали цистерны чернил, но дискуссии не утихают.

«В Лондоне и Париже горько сокрушались по поводу двойной игры Сталина, – писал историк из США Уильям Ширер, который в 1939 году находился в Германии в качестве журналиста. – Многие годы советский деспот кричал о “фашистских зверях”, призывая все миролюбивые государства сплотиться, чтобы остановить нацистскую агрессию. Теперь он сам становился ее пособником. В Кремле могли возразить, что, собственно, и сделали: Советский Союз сделал то, что Англия и Франция сделали год назад в Мюнхене – за счет маленького государства купили себе мирную передышку, необходимую на перевооружение, чтобы противостоять Германии. Если Чемберлен поступил честно и благородно, умиротворив Гитлера и отдав ему в 1938 году Чехословакию, то почему же Сталин повел себя нечестно и неблагородно, умиротворяя через год Гитлера Польшей, которая все равно отказалась от советской помощи?»

Более того, надо напомнить, что польское правительство с большой охотой приняло участие в разделе Чехословакии, присоединив к своей территории Тешинскую область.

Но время дискуссий и обвинений еще не пришло. А тогда, вечером 23 августа, Риббентропа со всем почетом доставили в Большой театр, где шла опера Вагнера «Валькирия» в постановке Сергея Эйзенштейна. Потом было кремлевское пиршество, на котором Сталин произнес тот самый, первый тост: «Я знаю, как сильно немецкий народ любит своего вождя. Поэтому я хочу выпить за его здоровье».

А второй бокал советский лидер поднял за Гиммлера, которого он назвал человеком, обеспечивающим в Германии спокойствие и порядок.

Риббентроп был в восторге – и от сознания успеха своей дипломатической миссии, и от партийно-государственной атмосферы, которая была ему столь близка и привычна. Альфред Розенберг, один из виднейших нацистских идеологов, впоследствии даже упрекал Риббентропа за излишнее восхищение Сталиным.