Откровения немецкого истребителя танков. Танковый стрелок - Клаус Штикельмайер Страница 26

Хотя бочки с топливом были следующей по важности целью после Т-34, по ним не стреляли, пока по людям и грузовикам не отработали осколочными. Топливо, поскольку его загорание могло заслонить некоторые цели, должно было получить свое последним, такая вот странность. Один танк использовал осколочные снаряды, начиная с солдат, затем перейдя на грузовики и, наконец, на бочки с топливом, которые были выстроены в 20 м от места заправки.

Мы впятером открыли огонь в 1.30. Несмотря на то что ни у кого не было практики в использовании пушки на дистанции более 1000 м, бронебойные снаряды попали куда нужно. После того как я выстрелил дважды — каждый из оставшихся троих, стрелявших бронебойными, истратил столько же, — два Т-34 загорелись. Остался один Т-34, мы продолжали стрелять бронебойными.

Вспышка от разрыва осколочного снаряда не похожа на попадание бронебойного. Советам не давала подойти к танкам стрельба осколочными снарядами из танка командира роты. Уже меньше людей было на виду. Наконец загорелся третий Т-34, делая все три непривлекательным местом для экипажа. Грузовики сбоку получили несколько осколочных от командира роты. Его огонь не давал отвести грузовики — фактически он сильно их повредил.

Всего я выстрелил тремя бронебойными. Учитывая, что каждый из других «четверок», стрелявших бронебойными, сделал примерно столько же выстрелов, перерасход составил что-то около трех снарядов. Никаких рекламаций. Рабочие в соответствующем секторе оружейной промышленности могли отпраздновать удачный день, когда были сделаны наши пушки.

Сколько осколочных потратил командир роты, я не знаю, но он выбил многих и поджег грузовики до того, как мы перешли на тот же тип боеприпаса, выстрелив раз-другой по бочкам с топливом.

Вскоре вся передовая база Советов, с Т-34 и грузовиками, была уничтожена, хотя некоторые солдаты, укрывшись от огня, могли уцелеть. Мы чувствовали, что Цембре-Бах и топливная база станут серьезным — огромным — опытом, который не раз будет вспоминаться.

Но тут сбылась поговорка «Не благодари день, пока не наступит вечер». За 1000 м от свежих развалин перед нами, что составило дистанцию 1800 м, в наше поле зрения попали три Т-34, идущие по шоссе на восток — не на запад. Явно испытывая недостаток Sprit, эти трое шли попить дизельного топлива из бочек.

У Pz-IV, с его аскетичным внутренним убранством, не так много приборов, с которыми сверяется водитель. Там нет индикатора топлива, как нет и спидометра с одометром. О времени заправки сигнализирует неожиданная слабость голодного двигателя — что может произойти в самый неподходящий момент, — требуя, чтобы водитель мгновенно переключил трехходовой вентиль, подключая резервный топливный бак, дающий еще 50 км хода по шоссе. Общая теоретическая дальность хода по шоссе у последних моделей Pz-IV была 301 км; по пересеченной местности — 182 км. Общая емкость баков — бензиновых — 603 литра. Вторая, и последняя, заминка двигателя означала «умер от жажды».

Учитывая, что вместимость резервного бака у Т-34 мало отличалась от нашей, мы решили, что заправка для идущих на резерве Т-34 была жизненно необходима. Если топливная база была pasholl (русское слово, означающее «ушел»), то Т-34 не могли уйти далеко.

Увидев pohade («много» по-русски) (Прим. перев.: чувствуется, что его папа жил на Украине, а сам автор толком не освоил ни русский, ни украинский: он пытается оттранскрибировать украинское «богато») дыма от горящего дизельного топлива, четыре человека в каждом Т-34 должны были начать состязаться в искренности неприличной ругани «Yupo…». Учитывая, что у этих раздраженных парней впереди было полное отсутствие топлива и еды, они должны были выговорить свой вульгаризм из трех слов более искренне, чем в другой ситуации. Эти 12 человек попадали в беду, куда бы ни свернули. Кончившееся на шоссе топливо — это плохо, но куда хуже — в полях, вдалеке от ровной поверхности.

Буксировать вставший Pz-IV по шоссе с механической точки зрения было сравнительно просто. Концы двух стальных буксировочных тросов прикреплялись к скобам на передней части танка, затем перекрещивались, и свободные концы зацеплялись за скобы на задней части буксирующего танка. Перекрещенные тросы не давали буксируемому танку ходить из стороны в сторону.

Более похожая на эвакуацию боевой техники, буксировка засевшего в грязи танка — возможное следствие кончившегося топлива — требовала, по крайней мере на короткой дистанции, двух танков в качестве буксиров. Альтернативой двум танкам, впряженным тандемом перед или сзади буксируемого танка, была упряжка буксиров, с одним буксировочным тросом от правой передней скобы буксируемого к левой задней скобе буксирующего, стоящего справа; другой трос шел от левой передней скобы к правой задней скобе буксировщика, стоящего слева. Для достижения максимальной силы тяги вперед два буксировщика должны были стоять довольно близко и параллельно, — конечно, не касаясь друг друга.

Подготовка танка к буксировке под огнем, а также сама буксировка были опасным предприятием, поскольку участвующие в этом танки, стоящие или медленно движущиеся, вынужденно стояли очень близко друг от друга.

Т-34 был оснащен скобами и тросами; можно считать, что буксируется он примерно так же, как Pz-IV.

Остановив свои танки на шоссе примерно там, где мы их заметили, Советы после произнесения первоначальной нецензурной формулы должны были продолжать выражать грустные думы, дойдя до мысли, так хорошо выраженной в словах Фальстафа: «Главное достоинство храбрости — благоразумие…» (пер. Е. Бируковой. — Прим. перев.). Вряд ли строго соблюдая уставы даже в присутствии комиссара, они сообща решили воспользоваться правом решать и действовать по своему разумению. Они развернулись на запад и скрылись из глаз. Все, что они собирались получить на базе, как и сама база, явно было nyema (русское «нет») (Прим. перев. еще одно украинское слово «нема». Но автору, в общем, все равно — русские, украинцы, поляки…),

Если бы Т-34 обнаружили нас на холме над взорванной базой, если бы обстреляли нас, а мы обстреляли их, то, вполне возможно, один Т-34 сбежал бы, чтобы рассказать, как это сделали некоторые выжившие, о местонахождении наших Pz-IV. Также, вполне вероятно, не было никаких признаков, что они заметили нас, и не было никакой стрельбы. Куда они, со всем их недостатком топлива, могли деться?

Настало время сменить расположение. Было 15 минут третьего, три четверти часа спустя после начала уничтожения базы, а мы все еще были на холме в 1500 м от шоссе. До заката были долгие часы, и многое еще могло случиться.

Примерно в 4 км к западу от почерневшей площадки на шоссе находился, судя по карте лейтенанта Якоба, интересный перекресток шоссе и второстепенной дороги, который мог стать для наших танков точкой приложения снайперских умений а-ля Литва. Перекресток был недалеко от линии фронта, судя по звуку орудийного огня, но и не близко.

Повернув примерно на 45 градусов влево от места, где мы стояли, все пять наших Pz-IV съехали с холма на шоссе так, чтобы выехать на мостовую в 1500 м к западу от места стрельбы. Нам нужно было так или иначе проскользнуть на шоссе и далее до нужного перекрестка, пока не возобновилось движение. Что удивительно, пока мы наблюдали за шоссе, ни одна колонна Советов не прошла на запад. Советы не могли забросить туда передовую базу снабжения, не подняв плотность движения, чтобы оправдать ее существование. Мы были убеждены, что шоссе недолго будет принадлежать нам одним.