Дева Баттермира - Мелвин Брэгг Страница 27

Девушка, как никогда прежде, ощущала себя виноватой. Да, ей нравилось проводить время за стенами родного дома, и уж тем более — подальше от деревеньки. Однако подобную мрачную угнетенность, которая сейчас тяжким бременем легла ей на плечи, Мэри испытывала весьма редко.

Перламутрово-серые, полупрозрачные облака стремительно неслись по небосводу, повинуясь силе ветра, и когда солнечные лучи пробивались сквозь эту завесу, ослепительные блики играли на поверхности озера и на пенистых перекатах ручьев, сбегавших по склонам холмов.

Выбравшись за пределы Баттермира, Мэри остановилась, внимательно оглядев окрестности. Ей очень хотелось ощутить теплоту и нежность к этому маленькому мирку, затаившемуся в глубокой долине, среди высоких холмов. К ее родному дому, в котором, как признавал мистер Фентон, таилось истинное очарование волшебной сказки. Однако эти размышления нисколько не помогали. Она все никак не могла выкинуть из головы воспоминания о последнем разговоре со своим бывшим учителем. В их общении там, в укромном уголке на берегу озера, заключалось нечто тревожное, не дававшее ей покоя. Она, сама того не осознавая, пыталась вынудить его против воли сделать ей сердечное признание. А он, прекрасно видя это, повел себя благородно, проявив истинную доброту и даже виду не подав. А ведь за свою неумеренную дерзость она могла бы получить достаточно резкую отповедь, какой вполне заслуживала. Именно в таком свете она сейчас видела все происшедшее в тот вечер. И мысли о своем поведении лишь прибавляли ей смятения. Боль — вот что она испытывала теперь, как в тот раз, когда Том, везший на телеге сено из-за дальнего леса, сказал ей, будто бы она никогда его по-настоящему и не любила. Должно быть, дьявол бродил поблизости и, улучив момент, запустил в нее свои когти, поселив в душе тревогу и сомнения, избавиться от которых не помогали даже беспрестанные молитвы. Казалось бы, у нее нет причин роптать. И все же сейчас ее одолевали зависть, сожаления, стыд. Никакое июльское солнце не могло бы сравниться с тем нестерпимым жаром, что жег ее изнутри, однако Мэри даже самой себе стеснялась признаться в такой слабости. Она не понимала причины подобных чувств. Ей все равно не избежать замужества. Рано или поздно это должно будет случиться. А если нет? Если ей не суждено создать семью? В чем же тут позор? Она никогда раньше не придавала особого значения этому событию, так стоит ли беспокоиться об этом и впредь?

Такие размышления и короткая передышка на некоторое время успокоили ее тревоги и даже подарили несколько минут облегчения. Однако вскоре Мэри снова принялась мучить себя сожалениями о прошлом. Она торопливо шла сквозь лес, раскинувшийся по склонам и вершинам высоких холмов. Ей не терпелось повидаться с Китти, и корзинка ее сегодня была загружена товаром, как никогда. Впрочем, товар этот, по понятиям ее отца, был и вовсе бросовым, о котором и беспокоиться-то не приходилось.

Лес подействовал на Мэри успокаивающе: звуки, со всех сторон долетавшие до ее слуха, отвлекали от мрачных мыслей. Трели птиц, журчание ручейков, шорох заячьих и лисьих лап в траве, но кроме того, откуда-то издали доносился равномерный стук топора и множество самых разных свидетельств обитания в этих краях других диких существ, скрывавшихся в подлеске. Мэри взлетела на холм с такой легкостью, с какой несется парусник под напором попутного ветра.

Шагая по тропинке, она обращала внимание на почти первозданную природу, что подступала к ней со всех сторон, — зеленый дятел, сверканье красного падуба, горчичная желтизна, вздымавшиеся вокруг хвойные деревья, ветер, в разных деревьях шуршавший по-разному, заячьи следы, барсучьи норы, еще не созревшая черная смородина, еловые шишки, отборные, крупные, — в самый раз для топки камина, беспрерывные переливы дрозда, коноплянки, зяблика. Если бы кто-нибудь сказал Мэри, что все ее познания в области природы и в самом деле являются драгоценными «знаниями», она бы отнеслась к подобному замечанию в лучшем случае как к неумелой лести или насмешке. Однако она своими глазами видела, как множество людей, пусть и не таких выдающихся, как Колридж, приезжая сюда, в едином порыве бросались заниматься естествознанием: коллекционировать, классифицировать, составлять каталоги, и с гордостью находили растения, которые, как до недавнего времени утверждали ученые, не произрастали в этом краю. Однако ж все это многообразие природы было давно знакомо Мэри. Мистер Отли, занимавшийся геологией и проживавший в Кесвике, прослеживал происхождение жизни по камням, кристаллам, граптолитам и трилобитам, залегавшим в холмах Озерного края и насчитывающим многие миллионы лет, с большей легкостью, нежели по древним рукописям, сохранившимся в жарких пустынях Среднего Востока в течение пары тысяч лет.

Великолепие и изысканность природы не оставили равнодушными выдающихся английских живописцев. Тернер, Констебль, Райт из Дерби, Гейнсборо — все они приезжали сюда, иногда их путь пролегал всего в нескольких ярдах от тех мест, по которым сейчас ступала нога Мэри. И всех их влекла сюда та необычайная и непредсказуемая череда перемен, которая происходила в природе, всесильных и таинственных, точно приливы и отливы.

Отец Мэри, уроженец Кокермаута, в свое время знавал нескольких моряков и потому, наверное, проявлял безудержный интерес к флоту Ее Величества и «нашим морякам». Его неизбывный патриотизм и верность военно-морским силам стала для него сродни страсти и неисчерпаемой темой разговоров в пивной. Нельсон и поныне оставался для него гением на все времена. Однако в большей степени Джозеф все же отдавал предпочтение местным новостям, особенно когда в течение долгого времени темой городских сплетен оставался мятеж на корабле с участием человека из Кокермаута — Флетчера Кристиана. Джозеф следил за этим делом с таким самозабвенным интересом, какого даже не смог бы объяснить самому себе. Он сделался настоящим специалистом по плодам хлебного дерева. Он жадно впитывал любого рода сведения, желая узнать побольше о привычках и поведении людей Океании. Он пытался понять и объяснить те чудеса навигации, что совершил адмирал Блай [22]после мятежа. Часами он размышлял о значимости всего, что случилось с Блаем.

Он стал невообразимо занудлив, однако ж блистал поистине энциклопедическими знаниями, превратившись в источник сведений по данному вопросу. Более всего на свете его увлекали размышления по поводу того, каким бы образом мог поступить Флетчер Кристиан в дальнейшем — а что, если бы он двинулся в Австралию? Америку? Обратно в Англию? В таких рассуждениях имелись некие скрытые мотивы. Его семья обладала достаточной властью и могла спрятать беглеца, спасая его от неминуемой виселицы, «если бы он только посмел показаться на побережье Альбиона снова». Это была любимая фраза Джозефа, которую он подхватил у точильщика, чей страстный интерес к адмиралу Блаю, команде «Баунти» и самому мятежу, не уступал интересу Джозефа. Дня не проходило, чтобы они не затеяли жаркую словесную баталию в пивной «Бык» в Нортоне. И всякий раз точильщик вынужден был уступать своему оппоненту под давлением многочисленных доводов. Однако, словно возмещая свои поражения, он самым неожиданным образом нашел там кое-какие заказы для себя и принялся затачивать затупившиеся ножи и ножницы всем желающим, и единожды к нему даже обратился сам викарий Кокермаута, который спокон веку недолюбливал Джозефа.