История любви в истории Франции. Том 3. В интимном окружении королев и фавориток - Ги Бретон Страница 27

Прошло несколько дней, и однажды герцог де Бельгард попросил у короля разрешения отправиться в Кевр, что рядом с Суассоном, чтобы повидаться со своей любовницей. Беарнец, бывший в веселом расположении духа, тут же заявил, что будет сопровождать его. Герцога это очень расстроило, «потому что он прекрасно знал распутный нрав своего господина».

Бельгард не напрасно беспокоился, потому что, увидев белокурую Габриэль, во всем блеске ее восемнадцати лет, Генрих IV был совершенно заворожен и, разумеется, сразу влюбился… [39]

Любовь, ты погубила Трою!

Лафонтен

Эта молодая особа, которой предстояло в течение долгих девяти лет оказывать сильнейшее влияние на Беарнца, была дочерью Антуана д`Эстре, губернатора Ла Фера, и Франсуазы Бабу де ла Бурдезьер.

Девушка была необыкновенно хороша. Вот как описывала ее одна из подруг, — а ведь быть подругой значит быть соперницей: «Своей роскошной прической в виде косы, уложенной вокруг головы и украшенной оправленными в золото бриллиантами, она выделялась среди всех остальных дам. И хотя она была одета в платье из белого атласа, всем казалось это платье черным по сравнению с ее белоснежной кожей. Глаза ее небесно-голубого цвета так сияли, что невозможно было решить, солнцу или какой-то далекой звезде они обязаны своим живым блеском. К тому же у нее были черные, выгнутые дугой брови, нос с горбинкой, алые губы, прекраснейшая, точно выточенная из слоновой кости грудь и руки, цвет кожи которых был подобен лепесткам розы и лилии одновременно. Совершенством своих пропорций они заслуживали быть названными шедевром природы» [40].

Но, несмотря на все ее достоинства, было в ее взгляде что-то порочное, что она явно унаследовала от семьи. Габриэль принадлежала к роду, славившемуся бурными нравами. Ее мать после крайне легкомысленной молодости в возрасте сорока восьми лет сбежала из семьи в Овернь, последовав за своим любовником, маркизом д`Аллегром, а ее бабушка, м-м де ла Бурдезьер, в свое время услаждала последовательно Франциска I, папу Клемента VI и императора Карла Пятого [41].

Природа этой милой семейки обнаружилась в Габриэль немедленно, в тот момент, когда Генрих IV встретил ее в первый раз. Так, во всяком случае, об этом рассказывает в своих «Мемуарах» Бассомпьер: «С шестнадцатилетнего возраста она, благодаря посредничеству герцога д`Эпернона, была отдана в наложницы Генриху III за шесть тысяч экю. Монтиньи, которому было поручено вручить ей эту сумму, оставил себе из нее две тысячи. Королю, однако, Габриэль вскоре надоела, и тогда мать продала ее богатому финансисту Заме, потом еще нескольким желающим, потом кардиналу де Гизу, жившему с ней целый год. После этого красавица Габриэль перешла к герцогу де Лонгвилю, к герцогу де Бельгарду и еще нескольким аристократам, жившим неподалеку от Кевра, таким, например, как Брюней и Стеней; и вот, наконец, герцог де Бельгард представил ее Генриху IV».

* * *

Габриэль сразу увидела, какое впечатление произвела на короля, и была этим раздражена. Привыкшая находиться в окружении молодых элегантных и утонченных сеньоров, держалась отстранено и почти неприязненно при виде этого маленького, неопрятного и пахнущего чесноком человека, пытавшегося за ней поухаживать.

Генрих IV покинул Кевр страшно оскорбленным и вернулся в армию; но образ белокурой Габриэль его преследовал, и спустя некоторое время, как сообщает Вильгомблен, «Беарнец совершил новую поездку под видом каких-то дел в город Ла Фер, опять увидел красавицу, и все в нем всколыхнулось».

Но, увы! И на этот раз Габриэль приняла короля плохо, и он в ярости возвратился в Компьень, где временно находился королевский двор. Король вызвал к себе герцога де Бельгарда.

— Монсеньор, — сказал он ему, — отныне я не собираюсь делить с кем-то женщину, которую люблю, равно как и власть. Я одинаково ревностно отношусь как к одной, так и другой. Поэтому прошу вас больше не помышлять о мадемуазель д`Эстре.

Приведенный в отчаяние, Бельгард тут же явился к Габриэль и сообщил ей о решении короля. Сильно разгневанная мадемуазель уселась в карету и отправилась в Компьень, чтобы высказать Генриху IV все, что она думает о его манере вести себя. В резком тоне она упрекнула его за то, что он вмешивается в то, что его не касается, добавив, «что она считает себя свободной в своих привязанностях и что он может вызвать к себе лишь ненависть, если вздумает помешать ей выйти замуж за Бельгарда».

Выпалив все это на одном дыхании, она, не дожидаясь ответа, покинула двор и вернулась в Кевр.

«Сраженный точно ударом молнии, — пишет Дре дю Радье, — король испытал чувство острейшего горя. Угрозы м-ль д`Эстре поразили его сильнее, чем все опасности, которым он когда-либо подвергался. И тут герой Кутра, Арка, Иври, самый смелый и самый неустрашимый из всех королей Франции, впервые предстал перед знавшими его людьми буквально оглушенным, дрожащим и отчаявшимся».

Он не спал всю ночь и обдумывал дерзкий план, который собирался осуществить на следующий день. Покинув армию, прекратив борьбу с Лигой, забыв, что находится в разгаре завоевания своего королевства, Беарнец в сопровождении пяти самых близких и самых доверенных лиц выехал в направлении Кевра, где собирался вымолить себе прощение.

Задуманное им дело требовало безумной смелости, потому что лес, который ему предстояло пересечь, был занят двумя вражескими гарнизонами. Риск оказаться узнанными и схваченными лигистами был так велик, что он придумал уловку, достойную влюбленного школьника. В трех лье от Кеврского замка он отослал назад своих спутников, переоделся в крестьянское платье, положил на голову мешок с соломой и закончил свое путешествие пешком.

«М-ль д`Эстре, которая, — как рассказывает Соваль, — вместе со своей сестрой, м-м де Вила, сидела у окна галереи, откуда открывался обширный вид окрестностей, заметила крестьянина, но даже вообразить не могла столь странной авантюры и потому не всмотрелась в лицо приближавшегося человека.

Когда король вошел во двор замка, он скинул с головы мешок, никого не спросив, поднялся туда, где увидел причину своего маскарада, и подошел к ней с покорным видом. Она страшно удивилась, увидев его в наряде, мало соответствующем его достоинству; при этом она явно не испытывала благодарности за то, что он пришел только ради удовольствия увидеть ее. Она приняла его с презрительным выражением на лице, что больше соответствовало его облачению, чем блеску рождения. Сделав презрительную гримасу, она попросила его пойти переодеться, если он желает остаться около нее, и неожиданно вышла из комнаты, оставив сестре неприятную заботу извиняться за ее неучтивость» [42].