Ингмар Бергман. Жизнь, любовь и измены - Тумас Шеберг Страница 27

Возможно, прибегает к наркотикам: была выслана из департамента Нижние Пиренеи, где в присутствии официанта спрашивала в ресторане насчет кокаина. Работала ночным аниматором в танцевальном заведении, за питание. Как говорят, в Париже принимала успокоительное (io таблеток, случайно?), позднее отрицала это.

Хронология, основанная на данных документации Шведской госбезопасности 1940 года касательно студентки-филолога Карин Теклы Марии Ланнбю:

Родилась 13 апреля 1916 года, жила в Ольстене к северу от Стокгольма, с матерью и братом. Сотрудничала в ряде коммунистических изданий. Неоднократно участвовала в соревнованиях по плаванию, организованных коммунистическими клубами. В 1934 году задержана возле Лугордстраппан, где раздавала коммунистические листовки немецким матросам. В 1936-м вице-председатель группы “Кларте”. Сопровождала шведско-норвежскую бригаду “Скорой помощи” в воюющую Испанию, а в 1937-м служила там переводчиком. Год спустя лечилась в Лонгбруской психиатрической лечебнице, откуда сбежала, но была найдена в Копенгагене и препровождена обратно в Лонгбру. С 1939 года работала в Главном штабе ВС и имела положительную характеристику. Переводила свободно с немецкого, английского, французского, испанского, каталанского, датского и норвежского, а также на указанные языки, в том числе с одного на другой. Немного знала русский и сербскохорватский. Образование: шведская гимназия, учеба в Стокгольмской высшей школе, в течение трех лет изучение языков в Германии, Франции, Испании, Италии, Венгрии и Югославии вкупе с “богатой практикой на всех этих языках здесь, с раннего детства”.

В архиве американского Office of Strategic Services [14], предшественника ЦРУ, приводится следующая информация 1944 года о Ланнбю (шведский перевод в книге Тунберга):

По профессии актриса. Урожденная шведка. Мать проживает в Ольстене по ул. Бьёркрисвеген, 15 (тел. 22-33-84). С минувшей весны (1943) Карин Ланнбю переезжала с места на место и сейчас живет на Фурусундсгатан (Йердет). Бегло говорит по-немецки, хорошо – по-английски и по-испански, вполне приемлемо – по-французски. Ведет богемную жизнь и, по всей видимости, особенно интересуется иностранцами. Располагает чрезвычайно обширными сведениями о разных военных представителях Германии, особенно о морских офицерах. На первый взгляд не производит впечатления особенно умного человека, но нельзя не признать, что обладает блеском и притягательной красотой. За время войны посещала Германию и Испанию и очень интересуется беженцами всех мастей. Особенно интенсивно общается, судя по всему, с богатыми евреями. Во многих кругах более чем подозревают, что она агент гестапо.

В архиве УСС есть и другие документы, которые, по Тунбергу, свидетельствуют, что Ланнбю была свободной журналисткой, училась в Барселоне и Париже, во время гражданской войны в Испании работала секретарем и переводчицей в госпитале на стороне республиканцев. Согласно данным УСС, помимо богемной жизни она была наркозависима, играла на театральной сцене, и немцы предположительно очень ее ценили.

Важен также опыт, какой Ланнбю приобрела во Франции, когда знаменитый кинорежиссер Луис Бунюэль завербовал ее как агента для работы на границе с Испанией. Однако задание проникнуть во франкистские войска ей выполнить не удалось, и она впала в немилость коммунистического движения.

Под кличкой “Аннетта” Карин Ланнбю стала осведомителем шведского Главного штаба ВС. В ту пору Стокгольм, как пишет Андерс Тунберг в книге о Ланнбю, был “северной Касабланкой”, кишащей беженцами, проезжими дельцами и дипломатами. “Шла скрытая игра с высокими личными ставками”, – пишет он и цитирует “Европу в революции” журналиста из “Тайма” Джона Скотта: “Все великие державы имели в Стокгольме шпионов и агентов, и все они, казалось, развивали бурную деятельность, независимо от ее конечных результатов. Большинство шпионов проводили время, шпионя за другими шпионами и сообщая, что чужие шпионы докладывали о шпионах своей собственной или какой-либо третьей страны”.

Окружение в самый раз для авантюристки Карин Ланнбю. Ее мать, Лилли Ланнбю, возглавляла шведское агентство американской кинокомпании “Метро-Голдвин-Майер” и владела паем в гостинице “Карлтон”, что наверняка позволяло ей непринужденно вращаться в этом мире. Лилли Ланнбю вела изысканно-светскую жизнь, и дочь, судя по всему, от нее не отставала.

Шла война, и перед Карин Ланнбю, которая располагала ценным опытом и сетью международных контактов среди дипломатов и светского общества, поставили задачу проникнуть в немецкие, японские и русские круги Стокгольма. И она с увлечением принялась вынюхивать в столичной галерее ярких персонажей разного происхождения, окраски и лояльности. Она и раньше проявляла склонность замечать подозрительное поведение и докладывать о нем. Например, в годы своей активной коммунистической деятельности сообщила об одном товарище в организации Международной Красной помощи [15], которая оказывала поддержку беженцам из тоталитарных обществ – Германии и Италии. Этот человек, некий Генрих Рау, как полагала Ланнбю, действовал “не по-товарищески” – украл билеты денежной лотереи из дома одного из беженских связных и функционера шведской компартии.

Штабное досье “Аннетты” становилось все толще от множества ее донесений, в то же время росла и параллельная документация, где скапливались наблюдения полиции и агентов разведки за нею самой. Она была не настолько глупа, чтобы не заметить слежку. “За мной уже несколько дней следят, что меня раздражает. Это полиция или англичане?” – спрашивала она в одном из донесений Главному штабу в марте 1940 года.

Йоахим Фридрих Франц Лёш (бывший германский подданный, ныне без гражданства) заявил на нее в полицию за вымогательство; венгерский пресс-атташе Жигмонд фон Морваи – за попытку шантажа и нарушение неприкосновенности жилища; сотрудница Королевского почтового ведомства Энна Стекзен доносила, что Ланнбю неоднократно отправляла срочные письма, адресованные в Главный штаб (вполне логично ввиду ее заданий); телефонист-ремонтник Брур Руно Хильдинг Ульссон сообщал, что во время его визита она выказала подозрительный интерес к телефонной прослушке; госпожа Мод Аурелль сообщала, что ее восемнадцатилетняя дочь сбежала из дома после знакомства с Ланнбю, которая оказывала на нее очень дурное влияние, и что она, госпожа Аурелль, слышала недавно намеки, будто актриса за деньги шпионила в пользу чужих держав.

Так продолжается год за годом. Читать ее собственные донесения контактным лицам в Главном штабе не менее любопытно и увлекательно, особенно с учетом обстоятельств, в каких они писались. Все это, безусловно, смахивает на гибрид Осы-Ниссе с Джоном Ле Карре.

В 1939 году Ланнбю докладывала, что один из ее объектов, некто Ваннис, к сожалению, предпочитает женщин не в ее стиле:

Они должны быть курносыми, пухленькими, с морковными волосами и бодрым видом. Прошлый раз с ним была точь-в-точь такая. Вопрос: можно ли мне позвонить ему и попросить о встрече для получения литературных советов по теме фашистского влияния на сюрреалистическую литературу через футуризм, ведь именно эта тема интересует меня уже несколько лет? Я могу вполне правдоподобно намекнуть, хотя он конечно же не поймет, что звонок вызван, скажем, и его мужским обаянием.