Врангель - Борис Соколов Страница 27

Эти слова отнюдь не значат, что мечтой Антона Ивановича действительно было заняться сельским хозяйством. Здесь он просто намекал на римского императора Диоклетиана, который, осуществив реформу армии и государства, неожиданно отказался от власти и удалился на покой. Когда несколько лет спустя один из сенаторов спросил у Диоклетиана, не жалеет ли он, что отказался от власти, он ответил: «Если бы ты видел, какую капусту я вырастил на своем огороде, ты бы не задавал таких вопросов!» Антон Иванович, сетуя на то, что всё никак не может приступить к посадке капусты, имел в виду, что с нетерпением ждет конца русской смуты, когда он сможет, наконец, отказаться от бремени командования.

Деникин не был политиком, всячески сторонился политики, считая ее грязным делом, и не имел никакой склонности к интригам. Он считал, что большие политические вопросы, определяющие судьбы государства, должно решать будущее Учредительное собрание, а решение текущих политических проблем передал Особому совещанию при главнокомандующем, некоему эрзац-правительству, в котором преобладали кадеты.

Антон Иванович также упрямо держался лозунга «Единая и неделимая Россия». Он считал, что не вправе санкционировать отделение от бывшей Российской империи тех или иных территорий или предоставление им широкой автономии. Деникин полагал, что такие вопросы должны решать Учредительное собрание и установленная им новая власть.

При назначениях в армии и продвижении военачальников по службе Антон Иванович руководствовался прежде всего соображениями старшинства и прежних заслуг перед Белым движением. Поэтому командирами полков, бригад, дивизий и корпусов назначались «первопоходники» — участники первого кубанского Ледового похода из Ростова на Екатеринодар в феврале — апреле 1918 года, закончившегося гибелью Корнилова и возвращением на Дон. Деникин не мог долго избавиться даже от скомпрометировавших себя генералов, помня об их прежних геройских подвигах. Так, уже став главнокомандующим Вооруженными силами Юга России, он очень долго терпел во главе Добровольческой армии В. З. Май-Маевского в память о его успешных действиях в Донбассе против значительно превосходящих сил красных, хотя было хорошо известно, что Владимир Зенонович спился, выпустил управление армией из рук и потворствовал грабежам. Сам Деникин не решался сурово наказывать заслуженных офицеров и генералов даже за личное участие в грабежах, насилиях над мирным населением и других подобных эксцессах. Впрочем, бессудные расправы над заподозренными в симпатиях к большевизму стали почти нормой. Даже Врангель писал по этому поводу в мемуарах: «По мере очищения области (Кубанской. — Б. С.) от красных в станицах собирались станичные сборы и устанавливалось станичное правление. Последнее брало на себя раскладку и доставку продовольствия и перевязочных средств. Оно же производило суд и расправу. По указанию станичного правления комендантской командой дивизии арестовывались причастные к большевизму станичники и приводились в исполнение смертные приговоры. Конечно, тут не обходилось без несправедливостей. Общая озлобленность, старая вражда между казаками и иногородними, личная месть, несомненно, сплошь и рядом играли роль, однако со всем этим приходилось мириться. Необходимость по мере продвижения вперед прочно обеспечить тыл от враждебных элементов, предотвратить самосуды и облечь, при отсутствии правильного судебного аппарата, кару хотя бы подобием внешней законной формы заставляли мириться с этим порядком вещей».

Врангель, в отличие от мягкосердечного Деникина, был человеком жестким, а временами — жестоким. Карьера была для него одной из важнейших жизненных целей. До времени барон не занимался политикой, но наклонность к интригам имел, что и продемонстрировал во второй половине 1919-го и в начале 1920 года, когда весьма активно фрондировал против Деникина, добиваясь его смещения с поста главнокомандующего. Став главнокомандующим в Крыму, Врангель показал, что при назначении на высокие посты, как военные, так и гражданские, руководствуется только двумя факторами: личной преданностью и деловыми качествами. Старшинство и былые заслуги им в расчет не принимались. Деникин же почти не обращал внимания на личную преданность, а деловые качества учитывал только во взаимосвязи со старшинством и общими заслугами в борьбе против большевиков. Кроме того, Антон Иванович считал безнравственным награждать русскими императорскими орденами за подвиги, совершённые в братоубийственной войне, вместо этого производя в следующий чин. Это привело к появлению большого числа молодых полковников и генералов, не имевших опыта службы в соответствующих должностях и порой вообще не обладавших полководческими способностями. Но их приходилось назначать командирами полков, бригад и дивизий. Врангель же в Крыму ввел специальный орден Святого Николая двух степеней для награждения за отличия в Гражданской войне. Это несколько притормозило карьерный рост молодых офицеров.

Врангель, в отличие от Деникина, не считал себя связанным какими-либо моральными обязательствами перед «первопоходниками», с которыми Антон Иванович делил все тяготы первых, самых тяжелых месяцев борьбы Добровольческой армии с красными. Поэтому барону было психологически легче принимать самые суровые меры для наведения порядка в тылу и на фронте.

По свидетельству генерал-лейтенанта В. П. Агапеева, «Врангель, прошедший школу жизни в коннице, был весь из стремительного порыва, который диктовался ему не только его недюжинным умом, но и всеми его чувствами».

И у Деникина, и у Врангеля были ближайшие помощники по управлению армией, которые также были их ближайшими друзьями. У Деникина — начальник штаба Добровольческой армии, а потом Вооруженных сил Юга России, генерал-лейтенант Генштаба Иван Павлович Романовский. У Врангеля — начальник штаба Кавказской, а потом Русской армии, генерал от кавалерии Павел Николаевич Шатилов, его однокашник по Академии Генерального штаба. Но отношения в этих дуэтах были различны. Если Романовский, по общему мнению, имел сильнейшее влияние на Деникина и порой мог добиться проведения в жизнь собственных идей, то Шатилов являлся всего лишь послушным исполнителем при Врангеле, поскольку все стратегические решения Петр Николаевич предпочитал принимать самостоятельно.

Кроме того, позднее в Крыму Петр Николаевич показал себя неплохим политиком — во всяком случае, лучшим по сравнению с другими вождями белых армий. Рискнем предположить, что у Белого движения на юге России было бы несколько больше шансов на успех, если бы Врангель стал главнокомандующим хотя бы в начале 1919 года. Но для этого ему надо было бы присоединиться к Корнилову и Добровольческой армии как минимум поздней осенью 1917 года. Он же в это время оставался в Крыму, в течение девяти месяцев не решаясь вступить в борьбу. Теперь надо было наверстывать упущенное.

И Петр Николаевич отправился к своей дивизии на фронт за новой славой.

Конница играла в Добровольческой армии особо важную роль. В условиях острого дефицита снарядов не артиллерия, а кавалерия становилась решающей силой, способной выбивать численно превосходящего неприятеля с занимаемых позиций, обращать его в беспорядочное бегство, на плечах расстроенных красных частей врываться на станции и в города и захватывать жизненно необходимые трофеи. Поэтому во время второго кубанского похода Добровольческой армии, закончившегося взятием Екатеринодара, и последующих боев в Ставрополье и Терской области белая конница действовала особенно активно.