Аракчеев - Владимир Томсинов Страница 27

Помимо благоволения Павла и навыков административной деятельности гатчинская служба дала ему еще нечто важное для будущей его судьбы — знакомство с великим князем Александром Павловичем.

Произошло оно в 1794 году. Причем сближению Аракчеева с Александром способствовал сам Павел. И это был очень добрый для Алексея знак, показавший, что он, простой артиллерийский офицер, стал пользоваться особым доверием со стороны цесаревича.

Есть основания полагать, что Аракчеев сыграл какую-то роль в противодействии Павла замыслу императрицы Екатерины II передать престол не ему, а Александру. Сохранилось письмо великого князя Александра Павловича Алексею Андреевичу от 23 сентября 1796 года, в котором Александр именует своего отца не «Его Высочеством», а «Его Императорским Величеством» — и это при живой еще императрице! Дав Екатерине II свое согласие на наследование после нее российского престола вместо Павла, великий князь Александр в то же самое время втайне от своей августейшей бабки заключит со своим отцом соглашение о том, что взойдет на престол только после него. Историк Н. К. Шильдер предполагал даже, что «Павел Петрович, не довольствуясь признанием своих прав со стороны сына, привел его к присяге себе как законному императору, свидетелем же этой присяги был Аракчеев». Здесь историк видел «исходную точку необъяснимой дружбы, связавшей на всю жизнь Александра с гатчинским капралом». Объяснение любопытное, но из-за отсутствия документальных подтверждений (а быть их и не могло по причине щекотливости ситуации, особенно для Александра) ему суждено навеки остаться лишь предположением.

Как бы то ни было, в 1796 году «гатчинский капрал» имел все основания надеяться на то, что станет скоро российским генералом. Надо было лишь дождаться своего часа. И этот звездный для его карьеры час наступил.

Около трех пополудни 5 ноября 1796 года Павел обедал на гатчинской мельнице, расположенной в пяти верстах от его дворца, вместе с приглашенными офицерами. Перед самым обедом цесаревич и его супруга Мария Федоровна рассказывали присутствовавшим о странной истории, приключившейся с ними прошедшей ночью. Оба видели похожие сны и чувствовали одинаковое — как некая чудодейственная сила возносила их к небу. Причем каждый из них от этого просыпался, но лишь только засыпал вновь, повторялось то же самое сновидение.

После обеда Павел со всей своей свитой двинулся во дворец. Едва великий князь отъехал с мельницы, как увидел едущего ему навстречу лакея. Приблизившись, лакей сообщил, что в Гатчинском дворце Его Высочество ожидает шталмейстер Николай Зубов с каким-то важным известием. Сообщение это привело наследника престола в сильнейшее волнение, разом спутавшее и чувства его, и мысли. Сумятица в голове напрочь стерла в его памяти слова лакея о том, что приехал только Николай Зубов, и он переспросил, сколько приехало Зубовых. Услышав в ответ, что только один, Павел перекрестился и сказал: «Ну с одним можно справиться!»

Эта непроизвольно вырвавшаяся из Павловых уст фраза свидетельствует о том, что все последнее время он жил под страхом, опасаясь, видимо, что императрица Екатерина в стремлении осуществить свой замысел отстранения его от наследования престола пойдет на крайние меры.

Увидев цесаревича, граф Николай Зубов бухнулся на колени, и Павел безо всяких слов понял, что настал момент, которого он столько ждал, — момент восшествия его на престол Российской империи.

Однако Екатерина была еще жива. Пораженная утром 5 ноября апоплексическим ударом, она лежала без сознания в своем кабинете в окружении близких ей людей.

Павел прибыл в столицу к вечеру того же дня. Но в Зимний дворец ехать не спешил. Около Чесменского дворца приказал кучеру остановиться. Вышел из кареты. Внешним видом своим он напоминал безумного — так подействовала на него новость, сообщенная Николаем Зубовым. Да и как могла она подействовать иначе?!

Умирала его мать. И в душе своей Павел не мог не испытывать горького чувства утраты. Но, с другой стороны, мать была императрицей, и притом не по-женски властной и не по-матерински жестокой с ним. Она не пускала его на императорский трон, в тоске по которому он, 42-летний цесаревич, вконец истомился. Она хотела даже вообще не давать ему скипетра самодержавной власти, о котором он столько грезил. И вот его мать-императрица умирает. Какое несчастье! Наконец-то оно случилось!!!

Однако же ехать в Зимний дворец было надо, и после непродолжительной прогулки по вечернему Санкт-Петербургу Павел двинулся дальше. По прибытии в Зимний дворец он сразу же прошел к умиравшей императрице. Постоял. Затем вышел устраиваться. Выбрал себе комнату, смежную с той, где лежала Екатерина. Отдал первые распоряжения. После прибытия Павла императрица умирала еще целые сутки — до вечера 6 ноября. Но Павел сразу, как прибыл в ее покои, повел себя так, будто уже взошел на престол.

Для сановников эти сутки, когда во дворце еще присутствовала Екатерина, но уже был Павел, стали сутками великих и небывалых мук. С одной стороны, умирание всемогущей императрицы побуждало их предаваться скорби, но с другой — присутствие Павла, всходившего на престол, заставляло изображать радостное ожидание будущего. Эти чувства — скорбь и радость — столь одно от другого отличны, что с ума надо было сойти, дабы совместить их на своей физиономии и выражать одновременно!

Обосновавшись в Зимнем дворце, Павел вызвал из Гатчины Аракчеева. Алексей, получив от покровителя своего такое многообещавшее приказание, в тот же миг, как был в одном мундире, кинулся к лошади и галопом — в столицу! Не быв в Зимнем дворце ни разу и потому не зная расположения комнат, он долго и лихорадочно бегал по залам, пока наконец не отыскал нужный кабинет. Павел встретил Аракчеева радостно. Перед своим любимцем он мог не скрывать истинных своих чувств и мыслей. «Смотри, Алексей Андреевич, служи верно, как и прежде», — сказал он. Его Высочество уже ощущал себя Величеством — самодержцем всероссийским.

Высказав свои наставления «гатчинскому капралу», он велел позвать к себе сына Александра. Когда тот пришел к нему, Павел сразу заговорил об Аракчееве. Затем взял руки обоих и соединил со словами: «Будьте друзьями и помогайте мне!»

Из кабинета Павла Алексей и Александр выходили вместе. Увидев, что мундир фаворита нового императора насквозь мокрый от пота и весь забрызган грязью, и узнав, что Алексей примчался из Гатчины без какой-либо другой одежды, великий князь повел его в свои покои и дал ему на смену чистую рубашку из собственного гардероба.

Этот скромный Александров дар Аракчеев будет хранить у себя всю жизнь как памятный знак своего счастья, как входной билет в сферы высшей власти. В подаренной ему великим князем Александром рубашке он ляжет в могилу.

Где-то в половине десятого вечера 6 ноября 1796 года из кабинета, где лежала умиравшая императрица, раздался громкий, протяжный стон, который слышавшие его назовут впоследствии ужасным. Императрица Екатерина II испустила дух.

С этим стоном над Россией возносилась звезда нового самодержца, а вместе с нею и звезда верного его слуги — Алексея Андреевича Аракчеева.

С восшествием Павла на престол жизнь сановно-чиновного Петербурга резко переменилась. Новый император решительно взялся за рычаги управления Российской империей. То, что он сделал в первые же часы и дни своего царствования, будет впоследствии описываться в мемуарах современников, как правило, в самых черных красках и уничижительных тонах. Действия Павла в роли самодержца уподобят поступкам неразумного ребенка, исступленно ломающего подаренные ему игрушки.