Корнилов - Владимир Федюк Страница 27

Известия о вооруженных столкновениях в городе заставили Корнилова действовать решительно. Главнокомандующий направил приказ начальнику Михайловского артиллерийского училища, предписывавший вывести две батареи на площадь перед Мариинским дворцом. Но солдатский комитет училища отказался выполнить этот приказ без санкции исполкома Совета, а начальник и старшие офицеры не решились действовать вопреки позиции комитета. В любом случае, приказ не остался тайной, и о Корнилове заговорили и политики, и обыватели.

В левых кругах Корнилова обвиняли в попытке военного переворота. Но если таковая попытка и имела место, то инициатором ее был не Корнилов. В то время он еще не был самостоятельной политической фигурой, способной стать «лицом» переворота. Показательно, что поступок Корнилова не вызвал наказания со стороны правительства, хотя оно накануне и отказалось санкционировать применение силы.

Позднее Гучков признал, что в апрельские дни Корнилов действовал по прямому его указанию.

Гучков раньше многих пришел к мысли о неизбежности силовых мер. Уже будучи в эмиграции, он вспоминал: «Весь план мой заключался в том, чтобы ликвидировать Совет рабочих и солдатских депутатов. Я думал, что если бы нам удалось образовать единую, свободную, ответственную перед самой собой, а не перед другими, твердую правительственную власть, то даже при всей разрухе, которая охватывала страну и фронт, шансы навести порядок были. Надо было какое-то очень кровавое действие, расправа должна была быть». По словам Гучкова, с ним был солидарен и Милюков. Однако большинство других членов Временного правительства переворот не приняли бы. Надо сказать, что колебался и сам Гучков, не зная, как отнесется страна к новому пролитию крови.

Удивительно, но поведение Корнилова было сравнительно спокойно воспринято и руководством Петроградского Совета. 21 апреля, в разгар конфликта, Совет выпустил воззвание, в котором говорилось, что любые распоряжения о выводе воинских частей на улицы города должны быть санкционированы исполкомом и подписаны не менее чем двумя его членами. В знак протеста против такого вмешательства в его компетенцию Корнилов подал на имя военного министра прошение об отставке. В нем он писал: «Находя, что таковым обращением исполнительный комитет принимает на себя функции государственной власти и что я при таком порядке никоим образом не могу принять на себя ответственность ни за спокойствие в столице, ни за порядок в войсках, я считаю необходимым просить вас об освобождении меня от обязанностей главнокомандующего войск Петроградского военного округа».

Но обе стороны не стали усугублять конфликт. Уже 26 апреля было опубликовано новое сообщение, в котором от имени исполкома говорилось о том, что руководство Совета действует в полном контакте с командованием округа. «В штаб округа еще до событий последних дней, в согласии с генералом Корниловым, были посланы постоянные комиссары исполнительного комитета — в целях взаимодействия и контакта. Эти комиссары имеют целью согласовать действия исполнительного комитета и генерала Корнилова в отношении регулирования политической и хозяйственной жизни воинских частей». Удовлетворившись этим «разъяснением», Корнилов взял прошение об отставке обратно.

По словам Гучкова, Корнилов уговаривал его одобрить делегирование представителей Совета в штаб Петроградского военного округа. «Он очень настаивал на том, чтобы согласиться, считая, что сумеет сговориться с лицами, которые командированы». Впрочем, всего через четыре дня, 30 апреля 1917 года, Корнилов все же покинул свой пост. Формальной причиной этого стал отказ одной из рот все того же Финляндского полка подчиниться его приказу. В такой ситуации либо должна была быть расформирована мятежная рота, либо уйти сам главнокомандующий, причем для правительства было проще принять последний выход.

Но, вероятнее всего, уход Корнилова был связан с отставкой Гучкова. В это время активно велись переговоры между Временным правительством и исполкомом Петроградского Совета, закончившиеся образованием коалиционного кабинета. Гучков не захотел заседать вместе с министрами-социалистами, да и для них он был слишком одиозной фигурой. В новом составе правительства пост военного министра занял А.Ф. Керенский. Однако еще до своей отставки Гучков успел позаботиться о Корнилове. Он попытался добиться назначения Корнилова на должность главнокомандующего Северным фронтом. В этом случае предполагалось позднее добиться подчинения командованию фронта петербургского гарнизона. Речь шла, таким образом, о реализации в несколько измененном виде первоначального плана, предполагавшего «растворение» распропагандированных гарнизонных полков среди фронтовых частей.

Но против назначения Корнилова неожиданно выступил Верховный главнокомандующий генерал М.В.Алексеев. Свидетелем этого эпизода стал генерал А.И. Деникин, позже подробно рассказавший о нем. Гучков вызвал Алексеева к прямому проводу в том момент, когда он принимал французскую делегацию. Деникин вспоминал: «Так как генерал Алексеев оставался на заседании, а больной Гучков лежал в постели, то переговоры, в которых я являлся посредником, были чрезвычайно трудны, и технически и по необходимости, ввиду непрямой передачи, облекать их в несколько условную форму. Гучков настаивал, Алексеев отказывался. Не менее шести раз я передавал их реплики, сначала сдержанные, потом повышенные».

Гучков говорил о том, что командовать наиболее разложившимся Северным фронтом должен человек твердый и решительный. В этом смысле, по его мнению, Корнилов был лучшей кандидатурой. Гучков не рискнул доверить телеграфной ленте свои планы и лишь намекнул на некие «политические возможности», в преддверии которых Корнилова желательно было бы иметь под рукой. На все эти аргументы Алексеев ответил категорическим отказом. «Политические возможности» он обошел молчанием, а сослался на то, что своей очереди ждут много генералов, старше Корнилова по производству и заслугам. Алексеев заявил, что до сих пор Корнилову приходилось командовать только дивизией, так как его недолгое пребывание во главе XXV корпуса имело место в условиях передышки на фронте.

Несмотря на все уговоры, Алексеев оставался непреклонен. Когда на следующий день из Петрограда пришла официальная телеграмма по поводу назначения Корнилова, Алексеев ответил, что он категорически не согласен, а если это назначение все-таки состоится, то он немедленно подает в отставку. Деникин вспоминал: «Никогда еще Верховный главнокомандующий не был так непреклонен в сношениях с Петроградом. У некоторых, в том числе у самого Корнилова, как он мне впоследствии признался, невольно создалось впечатление, что вопрос был поставлен несколько шире, чем о назначении главнокомандующего… что здесь играло роль опасение “будущего диктатора”».

В позиции Алексеева не могло быть ничего личного. С Корниловым ему, скорее всего, прежде близко сталкиваться не приходилось. Представление Корнилова императору в сентябре 1916 года пришлось на время, когда Алексеев по болезни отсутствовал в Ставке. В роли главнокомандующего Петроградским военным округом Корнилов был подчинен военному министру, а не Алексееву. Скорее всего, реакция Алексеева была обусловлена тем, что Корнилова ему откровенно навязывали сверху. Для Алексеева Корнилов был очередным «вундеркиндом», выскочкой, которые в великом множестве появились уже в первые месяцы революции. Так или иначе, но этот эпизод зародил между двумя генералами взаимную неприязнь, потом не раз проявлявшуюся очень заметно.