Повседневная жизнь во времена трубадуров XII-XIII веков - Клоди Дюамель-Амадо Страница 27

Когда говорят о Серкамоне, обычно ставят вопрос: был он мэтром или учеником? Такой же вопрос задают, когда речь заходит еще об одном гасконце, о Маркабрюне, подкидыше, прозванном поначалу «Пустожором». Моралист и женоненавистник, Маркабрюн внес в окситанскую лирику мрачную, назидательную струю. В период между 1130 и 1150 годами в песнях его постоянно звучат жалобы на всеобщий упадок нравов, возмущение повсеместным торжеством адюльтера и аморализма. Его ненависть к женщинам была общепризнанной уже в Средние века, а в одном из двух его жизнеописаний прямо говорится, что он «злословил женщин и любовь» [114].

Младшие дворянские сыновья, лишенные наследства на основании майората, также могут оказаться на большой дороге; однако если они талантливы, они могут ступить на стезю трубадуров, как это сделали, к примеру, Ригаут де Барбезье, каталонец Понс де ла Гуардиа или лимузенец Гаусельм Файдит. Сын простого горожанина (как сказано в жизнеописании), а быть может, и мелкого дворянина, Гаусельм Файдит потерял состояние, играя в кости. Трубадур этот любил хорошую еду и отличался изрядной толщиной, однако это не мешало ему быть завзятым путешественником и он умел в цветистых выражениях описать радость, испытываемую странником, вернувшимся в родные края:

Я должен Господу воздать, ибо желательно ему, чтобы я вернулся здоровым и живым в тот край, где каждый, даже самый малый сад стоит для меня во много раз дороже, чем все богатства и все великолепие чужой земли! [115]

Между дворянами и простолюдинами: Бернарт де Вентадорн

Трубадур Пейре Овернский назвал его Бернартом Вентадорнским; с середины XII века поэт Бернарт из Лимузена сочиняет дивные лирические стихи [116]. Самые ранние его песни появляются в год смерти (1147) виконта Эблеса Вентадорнского, прозванного Певцом; к сожалению, до нас не дошло ни одного стихотворения Эблеса, этого знаменитого современника и вассала первого трубадура Гильема IX. Бернарт, скорее всего, родился где-нибудь в каморке замка Вентадорн, чьи руины до сих пор поражают своим величием; отец его «умел хорошо стрелять из лука», а мать «растапливала печь» (эротический намек?). Однако в точности ни о родителях его, ни о его рождении ничего не известно. Авторы новейших исследований выдвинули гипотезу, согласно которой трубадур Бернарт де Вентадорн (Вентадорнский), стал аббатом бенедиктинского монастыря Святого Мартина в Тюле [117]. Но в Средние века простолюдин не мог рассчитывать занять подобную вакансию. Учитывая этот факт, а также место рождения трубадура, можно предположить, что Бернарт принадлежал к благородному семейству, однако рожден был вне брака; скорее всего, он был незаконным сыном виконта, имя которого он носил. В южнофранцузском обществе XII века отмечалась тенденция ограничивать число потенциальных наследников: женили старших сыновей, а младших старались посвятить Церкви; бастардов, разумеется, также ждал монашеский удел.

Применительно к Бернарту вопрос об образовании встает, быть может, в большей степени, чем к какому-либо иному трубадуру. Как мог в первой трети XII века сын подмастерья-булочника получить знания, позволившие ему стать одним из самых великих лирических поэтов, написать самые сладкозвучные песни? В стихах Бернарта нашли отражение все постулаты куртуазного кодекса. Если рассказ о том, что родился он при Вентадорнском дворе, верен, то следующим его двором, несомненно, стал двор Альеноры; он прибыл к ее двору как раз в то время, когда Альенора, не будучи более королевой Франции, сохраняла титул герцогини Нормандской, а вскоре стала королевой Англии, оставаясь при этом, разумеется, герцогиней Аквитанской, внучкой Гильема IX и покровительницей трубадуров. Возможно, именно к Альеноре он обращается в своей кансоне:

Дохнет ли стужа злая / От вашей стороны, / А мне дыханьем рая / Ветра напоены, — / Так чувства, к вам пылая, / Все преображены. / Что донна мне другая! / Мне донны не нужны, — / Одной посвящены / Душа, мечта любая [118].

Устами Бернарта говорит сама любовь — условная или подлинная, значения не имеет, ибо взволнованные, исполненные музыки слова поэта посвящены несравненной даме, способной внушать и питать мечту.

Поистине велико искушение увидеть в лежащей фигуре, изображенной на надгробном камне Бернарта де Вентадорна, аббата из Тюля, изображение трубадура. Его личность — или его имя — бросает вызов жесткой социальной стратификации общества. Нет, пожалуй, неуловимый характер трубадура и являет собой тот мост, который в Средние века нередко выстраивался между миром аристократов и миром ученых клириков, не исключая, разумеется, ни противоречий, ни кардинальных различий. Функция, исполняемая трубадуром, соответствует состоянию временности, переходности, олицетворяет преходящий период в истории окситанской мысли, своего рода лирическое введение.

Поэты, в старости ставшие монахами, и почтенные клирики, вступившие на стезю трубадуров

В течение жизни человек может оставить одно сословие и вступить в другое, например, оставить поэзию и стать монахом, как это сделал лимузенец Бертран де Борн: сей воинственный кастелян завершил свои дни в рясе цистерцианского монаха. Оставив ученые штудии, перигорец Арнаут Даниэль решил посвятить себя прославлению любви к прекрасной даме; он сделался «ветробором» и теперь «травит […] борзых быком / И плывет против теченья» [119]; Данте назвал его лучшим «ковачем родного слова» [120].

Подобных, документально подтвержденных переходов из одного сословия в другое немало; так, в XIII веке примеры такого перехода подают Фолькет Марсельский, с одной стороны, и Пейре Карденаль — с другой.

Прежде чем освоить трубадурское искусство, Фолькет занимался торговлей, имел жену и детей. Он начал сочинять куртуазные кансоны главным образом для жены своего сеньора, Барраля де Бо. Однако прожив почти пять десятков лет, он резко поменял свою жизнь, расстался с женой и вместе с двумя своими сыновьями вступил в монастырь Торонете. В 1205 году он стал епископом Тулузы. Парижский ученый Робер де Сорбон рассказывал, что когда Фолькету доводилось случайно услышать, как исполняют одну из кансон, сочиненных им в юности, его тотчас охватывали стыд и раскаяние, и он налагал на себя покаяние: садился на хлеб и воду. Имя этого епископа самым печальным образом связано с Крестовым походом против альбигойцев и с первым трибуналом Инквизиции. Устами графа де Фуа неизвестный автор (иначе Аноним), написавший вторую часть «Песни о крестовом походе против альбигойцев», обвиняет тулузского епископа в гибели более пятисот тысяч человек… Фолькет умер на Рождество 1231 года.