Александр I и тайна Федора Козьмича - Константин Кудряшов Страница 27

И в наши дни, в XX веке, легенда об Александре I не изжила себя. Достаточно вспомнить рассказы, с необыкновенными подробностями, о том, что гробница Александра 1 была якобы вскрыта и оказалась пустой! Между тем как все это совершенно недостоверно и представляет плоды праздной фантазии. Слова убеждения и доказательства иногда бессильны перед этой потребностью верить легенде.

Сибиряки в этом вопросе особенно ревнивы, порой изумляя исследователя неистребимой жаждой таинственного.

Быть может, романтику или поэту жаль, что мистический туман, окружающий легенду, рассеивается при свете исторической критики, но для историка всегда ценно лишь — искание объективной исторической правды. Равно чуждый жалости и гнева, он должен совлекать таинственный покров с легенды, обнажая реальный исторический факт.

Не следует забывать, что если даже Александр I и действительно испытывал муки совести до гроба, то все же об искуплении своей тяжелой вины он никогда не думал, не говоря уже о том, что к отшельнической жизни аскета, без книг, без привычной работы, судя по его же словам, он и не был способен. Еще в самом начале своей болезни в Таганроге Александр I как-то признавался Елизавете Алексеевне: «Если бы я покинул свое место, я должен был бы поглощать целые библиотеки — иначе я бы сошел с ума».

Узоры народного предания о нем не есть картина действительного исторического прошлого. Они подсказаны нравственным сознанием, что царская порфира, забрызганная кровью отца, тяжело давила плечи Александру.

Смерть Александра I оказалась роковым ударом для Елизаветы Алексеевны.

Уже в день его кончины среди окружающих возникло опасение за здоровье императрицы. В письме от 19 ноября об Елизавете Алексеевне сообщают, что «во время служения она стоит неподвижно над умершим, а когда запели «вечная ему память», то она едва на него не упала. Ходит, стоит по целому часу подле него и не спускает глаз. Ее положение опасно. Боимся, чтобы вместо одного мы двух гробов отсюда не повезли». Здоровье ее стало таять день ото дня. Казалось, она сама терзала себя воспоминаниями. 12 апреля П. М. Волконский писал Николаю I, что она приказала «переставить походную церковь в ту комнату, где покойный государь император скончался; может легко быть, что воспоминание горестного происшествия производит сие действие над ее величеством». 21 апреля Елизавета Алексеевна выехала из Таганрога в Петербург, через Калугу, где должна была свидеться с императрицей Марией Федоровной, выехавшей ей навстречу.

Но смерть постигла ее в городе Белеве, где 4 мая в шестом часу утра камер-юнгфера застала императрицу мертвою. Мария Федоровна, прибывшая в Белев только к 10 часам утра, уже не застала своей невестки в живых.

Несмотря на то что болезнь Елизаветы Алексеевны протекала у всех на глазах и ее явное угасание заставляло предвидеть роковой конец, возникла легенда, правда мало распространенная, будто Елизавета Алексеевна, подобно Александру I, «удалилась от мира».

В подтверждение ссылались на следующие, например, обстоятельства. Елизавета Алексеевна, страдавшая тяжелой болезнью, с переездом в Таганрог, несмотря на долгий и утомительный путь, как-то «неожиданно» быстро стала поправляться. Объяснение этого улучшения благотворным влиянием «нежной заботливости» и внимания к больной со стороны Александра I не всех удовлетворяло; указывали, что оно было бы правдоподобно, если бы императрица страдала неврастенией, а не тяжелым физическим недугом, да и то «несколько дней» вряд ли могли бы оказать значительное влияние на ее здоровье. Сомневавшимся это казалось «странностью», точно так же, как и выражения из письма Елизаветы Алексеевны, через день после смерти Александра I писавшей о нем:

«Пока он здесь останется, и я здесь останусь: а когда он отправится, отправлюсь и я, если это найдут возможным. Я последую за ним, пока буду в состоянии следовать».

Несмотря на выраженное здесь намерение, она не сопровождала тела императора в Петербург, а осталась в Таганроге еще четыре месяца. Между тем, как утверждает исследователь легенды об Александре I, «ее здоровье было вполне удовлетворительно», так что «она всем распоряжалась, ездила на панихиды» и пр., а потому считает «дальнейшую судьбу самой вдовы Александра настолько загадочной», что она якобы заслуживает особого исследования. В этих словах, очевидно, заключен намек на вышеупомянутую легенду об Елизавете Алексеевне.

Предание это сводилось к следующему.

В городе Белеве одна помещица получила уведомление, что государыня Елизавета Алексеевна, проезжая через Белев, имеет намерение остановиться в ее доме. В назначенный день в 10 часов вечера царская карета остановилась у подъезда, и хозяйка встретила императрицу. Когда Елизавета Алексеевна вошла в зал, то «закрыла руками глаза» и сказала: «Свету слишком много… уменьшить». Тотчас погасили большинство свечей, оставив гореть только две. Затем, утомленная дорогой, Елизавета Алексеевна пожелала остаться одна. Хозяйка удалилась в другую половину дома и, не раздеваясь, прилегла на диван, но в 12 часов ночи была разбужена придворным чиновником, сообщившим: «Государыня скончалась». Усопшая императрица была уже переодета и положена на стол. Подойдя поцеловать руку умершей и вглядевшись в черты ее лица, хозяйка увидела, что она встречала не ту, которая оказалась покойницей… На другой день, в 10 часов утра, тело государыни увезли из Белева. «Спустя несколько времени после похорон Елизаветы Алексеевны, к томскому протоиерею Донецкому — по его словам — вечером приходит странница и просит переночевать. Входит она с котомкою на плечах. С первого взгляда хозяева заметили, что эта странница не из простого рода. Ее речь и манеры обличали в ней высокообразованную особу из высшего общества. Когда ей указали особую комнату, то она в присутствии хозяйки переоделась в другое платье, причем хозяйка не могла не подивиться, что у этой странницы белье, платки, полотенца и другие вещи были изящны и сложены в сумочке аккуратно и умело. Когда она стала пить чай, то высказала, что она давно не пила хорошего чаю. Во время чая она рассказывала много подробностей о придворной жизни и обнаружила свое высокое образование… Невольно после ее разговоров привелось спросить ее, кто она такая и что ее заставило странствовать. «Кто я такая, сказать не могу, а что я странствую, то на это Божья воля», — отвечала странница. Кто такая была эта странница, осталось загадкой, а только она своим видом, манерами и рассказами поселила к себе высокое уважение и даже любовь. Тогда же у некоторых явилось предположение, что это была императрица Елизавета Алексеевна, супруга императора Александра I».

Минуя наивные несообразности этого рассказа, очевидные каждому, следует заметить, что в подтверждение его обыкновенно приводится рассказ о таинственной монахине Вере Молчальнице, действительно в 1840–1860 годах жившей или подвизавшейся в Сырковом монастыре Новгородской губернии. Своего происхождения Молчальница не открыла. На вопрос о том, кто она, ответила: «Я — прах земли, но родители мои были так богаты, что я горстью выносила для раздачи бедным, а крещена я на Белых горах». Все ее приемы, ее внешность, изысканность, по словам очевидцев, свидетельствовали о принадлежности ее к аристократическому кругу. В тайну ее происхождения, видимо, была посвящена графиня Анна Орлова-Чесменская, «духовная дочь» архимандрита Фотия, принимавшая живое участие в таинственной монахине.