Повседневная жизнь Парижа в средние века - Симона Ру Страница 27

Без сомнения, по крайней мере до XIV века должности можно было менять: находиться на службе сначала у города, потом у короля, перейти со службы аббатству на службу к епископу или принцу. Такое положение порождало всякого рода конфликты, которые порой доходили до суда, и тогда о них оставались письменные свидетельства. Подобные проблемы наверняка сильнее затрагивали жизнь обычных парижан, живших на честные доходы и составлявших основу общества, чем крупные политические или религиозные споры. Как налогоплательщики и подсудные граждане, горожане напрямую контактировали с доверенными лицами властей, осуществлявшими свою деятельность в Париже.

Здесь напрашивается еще одно замечание. Обычно все власти были представлены прежде всего своими служащими. Те заставляли уважать власть, которую они представляли, и порой пытались даже превзойти ее требования в своих собственных интересах. Несмотря на упреки и обличения в адрес этой «мелкой сошки», ей все же завидовали, ибо получение подобной должности приносило избранному человеку и его семье ощутимое продвижение «наверх». В повседневной жизни высшая власть являла себя в исключительных случаях. На короля можно было взглянуть лишь издали, во время праздников или шествий, но полицейские, судебные приставы, счетоводы, прокуроры находились в постоянном контакте с большинством парижан, порой вступая с ними в конфликт. Точно так же крупные феодалы — аббат Сен-Жермена или приор Сен-Мартена — почти не общались со своими «подданными», зато управляющий поместьем, приставы и дорожные смотрители, являвшиеся собирать пошлины или залог в случае неуплаты, были хорошо известны жителям, именно их ненавидели, зачастую обвиняя в издевательстве над простыми людьми, тогда как господин ни о чем не ведал.

Особенно показателен пример судебных приставов, которым приходилось приводить в исполнение решения суда. Несколько конкретных дел ясно воспроизводят обычные проблемы взаимоотношений представителей власти с парижским населением. Приставов часто обвиняли в том, что они исполняют свои обязанности с недопустимой грубостью. Об этом косвенно свидетельствует постановление парламента от 1312 года: оно ужесточает санкции против конного пристава, который сбил мещанина на перекрестке Сен-Северен и которого парижский прево приговорил всего лишь к штрафу в 10 парижских ливров. Приставы не всегда брали верх. Например, однажды они сопровождали каноника, явившегося требовать ренту с благородной дамы, жившей на улице Юшетт. Приставы хотели взять в залог ценные вещи, находившиеся в доме, пока рента не будет выплачена, но люди дамы отняли изъятое, обругали представителей власти и вышвырнули их за дверь.

Но не стоит слепо следовать за этими свидетельствами против представителей власти — бесчестных, жадных и грубых, высказываемыми людьми той эпохи. Историк, желающий понять, на чем основаны эти жалобы, должен сделать несколько выводов.

Королевских и муниципальных служащих недостаточно, чтобы справляться со всеми задачами и, в частности, обеспечивать общественный порядок Обращение к феодальным чиновникам — необходимость, тем более явная, что таким образом выражается признание феодальных прав, то есть укрепляется иерархия, на которой зиждется все общественное устройство. Отсюда впечатление о том, что никто как будто и не думает упростить столь сложный властный механизм, поскольку он всех устраивает. Королевская власть борется за признание своей верховности, чтобы подчинить прочие власти себе. Однако при условии, что последние знают свое место, они могут пользоваться своими прерогативами, возвращать их себе при посредстве королевского правосудия, в том числе и в ущерб королевским чиновникам, если эти прерогативы ошибочно оспариваются. Парижане научились играть на этом многообразии и настраивать власти друг против друга.

В главе «Мир власти» акцент делается на длительном процессе, начатом при Филиппе Августе, целью которого являлось упорядочить все власти под рукой королей. В Париже эта политика ощущалась как нигде. Но если попытаться различить во всех слоях населения, вращающихся вокруг власти, отдельные личности этих правящих властей, обнаруживается сложная, противоречивая, подвижная действительность. Власти часто вступают в конфликт, ревниво оберегают малейшие свои привилегии и чаще всего пока приемлют не все последствия своего подчинения королевскому влиянию. Большинство парижан в повседневной жизни сталкиваются со спорами, порожденными этим соперничеством, и пытаются извлечь из них выгоду. Видят они прежде всего злоупотребления со стороны представителей различных властей, на которые и жалуются.

Мир знати и высших магистратов, помогающих управлять всем королевством, может заставить недооценить ранг и самолюбие мелких чиновников. Судя по грамотам о помиловании, в обществе такие требования выражались на всех уровнях: сохранить свою честь было важнее всего. В Париже эти черты принимали еще более ярко выраженную форму и сохранились в Новое время. Все общество было в буквальном смысле сковано ритуалами, местничеством, частными привилегиями, зажимавшими в тиски каждую социальную группу. К концу рассматриваемого нами периода эти принуждения начали перевешивать выгоды, которые они обеспечивали.

Или, если хотите, церковников и ученых мужей; они составляли меньшинство, выделявшееся в толпе парижан. В столице проживало внушительное количество людей духовного звания. Среди них было «белое духовенство», которое, от прелата до простого священника, обычно отличалось от мирян своим костюмом; это еще не специальное облачение, а обычные одежды, поскромнее по расцветке и поприличнее по виду — длинное платье. Клирики отличались в основном тонзурой, то есть выбритой макушкой, что прекрасно умели делать цирюльники. Встречались и монахи всех сортов — черные или белые, в зависимости от цвета одежды, или кордельеры (подпоясанные простой веревкой), или босоногие. Большинство жили в Париже, другие останавливались там на какое-то время — на период учебы или по делам своего монастыря или церкви.

При ином подходе, отличном от главной цели, рассказ о Париже позднего Средневековья начался бы с религиозного аспекта, ибо для средневекового города он является самым древним и в определенном роде лежит в основе первого городского поселения. Париж времен раннего Средневековья был городом крупных монастырей эпохи Меровингов, таких как Сен-Жермен-де-Пре и аббатство Святой Женевьевы. Начало экономического взлета связано с эволюцией управления и интересов Церкви. Мы упоминали о роли епископа в установлении парижской приходской географии, но «черное духовенство» сохраняло за собой важное место, ибо к старинным заведениям добавились монастыри, основанные в XI–XII веках: Сен-Виктор, Сен-Мартен-де-Шан, Сен-Маглуар, сыгравшие значительную роль в начале урбанизации. Развитие учебных заведений, начиная со школы при монастыре Богоматери, затем зарождение и становление университета напоминают об общепризнанной культурной и образовательной роли Церкви. Успех был таким, что стал определяющим для всего парижского левобережья, которое на планах начала Новых времен названо попросту Университетом. Через мир Церкви можно прикоснуться ко всем уровням богатства, ко всем аспектам могущества, ко всем эшелонам социальной иерархии. Ни один из аспектов повседневной жизни парижан нельзя понять без его религиозной ипостаси, которую нам теперь уже не всегда удается разглядеть. Нет никаких барьеров, никакой границы, изолирующей, ограждающей или скрывающей религиозное от повседневности всех людей, их частной и общественной жизни, их мечтаний о прогрессе и их требований, их образа мыслей и фантазий. Начать рассказ под таким углом зрения было бы законно. Но поступить так значило бы усилить впечатление, будто средневековый Париж был исключительно религиозным, подтолкнуть к неверной оценке его новых черт, смешения денег и власти, которые тоже определяли его физиономию. Впрочем, в любом исследовании (и тому есть множество доказательств выше) с религией сталкиваешься на каждом шагу, так что об этой важнейшей стороне жизни позабыть просто невозможно.