Крымское ханство в XVIII веке - Василий Смирнов Страница 27

Васыф-эфенди перечисляет все действия хана, послужившие мотивами к его низложению. «Повелевавший Крымом Каплан-Герай-хан, — пишет Васыф, — в сущности, храбрый, мужественный и способный к военным делам человек; но так как, по молодости лет и юношескому возрасту, он был неопытен в делах и неосторожен относительно козней и хитростей неприятельских, то неоднократно и на Пруте, и в других местах, благодаря этой неосторожности, он терпел поражения, и известная людям его храбрость и слава были скомпрометированы. А когда у татар произошли переговоры с неприятелем и обнаружилось заключение тайного договора о том, чтобы им, получив свободу, стать независимым народом, чем подчиняться господству какого-нибудь могущественного падишаха, и иметь право по своему усмотрению и желанию выбирать себе ханов, то он оказался решительно слаб и бессилен взять их в руки власти и мощи. По этой же причине он во время сражения на Поль-Ваши стоял на месте и ждал последнего момента… Потворствуя войску, он не понимал твердости власти и ушел прямо в Крым. Ему следовало бы вернуться, а он, по прибытии туда, прислал в Порту поклон и объявил, что в случае, если ему не будет прислано тысячи кисетов акче, потребных ему на военные издержки, он передает ханство другому. Когда его бумага поступила в Высокий Порог, то было решено и признано, что хотя до сих пор ему отпущено много денег и все его требования подписывались пером исполнения их, но если бы была уважена и эта просьба, то решительно никакой бы пользы из этого не вышло. Его отставка была решена, а прежний хан Селим-Герай был вызван к Высочайшему Стремени и пожалован высоким троном ханским. Он забрал с собой находившихся там Чингизидских султанов и поспешно отправился в императорскую армию».

В виде курьезного добавления к этому обвинительному акту против Каплан-Герая Васыф-эфенди сообщает еще следующее. Крымский хан написал в Порту, что для охраны Крыма ему надобно 1000 кисетов акче, и что если означенная сумма не будет доставлена в течение сорока дней, то он опасается за Крым, и сераскер, крымский силяхдар Ибрагим-паша, подтвердил слова хана. Получив бумагу, «столпы Державы» пришли в ужасное замешательство по причине затруднений в отсылке денег: сухопутная дорога преграждена была неприятелем, а посылать морем было страшно. В недоумении султан обратился к пришедшему к нему советнику Ени-Шегерлы-Осману-эфенди и говорит: «Ты мастер в таких трудных случаях подавать хорошие мысли; скажи-ка, как быть в этом деле?» — «Да разве это дело? Стоит взять только перо да бумагу и написать приказ, чтобы требуемая ханом и везирем сумма была выдана из кафской казны». Тотчас было велено сообщить это распоряжение в дефтердарское [107] бюро; но оттуда отвечали, что доход кафской казны составляет всего-навсего 17 кисетов, которые по реестру отчисляются на карманные расходы калгай-султанов. Султан, получив этот ответ, расхохотался; но не похвалил сообразительности предложившего такую меру; поневоле пришлось утвердить отставку хана. «Этотдостовернейший факт памятен всем сведущим людям», — присовокупляет в конце Васыф-эфенди.

Анекдот этот если и верен, то не очень забавен, но он важен, однако же, в том отношении, что, во-первых, характеризует нам степень знакомства турецких сановников с теми делами, которые они ведали, и подтверждает крайне затруднительное положение хана и сераскера Ибрагим-паши, которые должны были без всяких средств отстаивать целый край против такого сильного неприятеля, как Россия.

Халим-Герай, повторяя в «Гюльбюн-и ханан» вышеприведенный рассказ Васыф-эфенди, скептически оговаривается в конце: «А Бог знает истину». Со своей же стороны в похвалу Каплан-Герая он приводит то, что тот «по прибытии в Крым по мере возможности прилагал несчетные старания к заготовлению боевых снарядов, а также твердо решился во что бы то ни стало привлечь к себе подвластных московцам калмыков и, действуя лаской и кротостью на их воображение, отторгнуть их от московцев и заставить перейти на Кубанскую сторону, но 4 шабана 1184 года (23 ноября 1770) он был свержен с правительственного ковра».

По некоторым данным лишение ханства Каплан-Герая совершилось не так уж и просто. Странно только, что в наших архивных документах не находится следов той роли, которую играл хан в начавшемся тогда среди татар движении в русскую сторону. Соловьев лишь вскользь упоминает, что Каплан-Герай не имел достаточной энергии и потому был сменен султаном, который прислал на его место Селим-Герая.

Мемуары секретаря Ибрагим-паши, бывшего в русском плену. — Известия и.у. о крымских событиях. — Рассказы о расположении Каплан-Герай-хана к русскому подданству и сомнительность их. — Затруднительность кампании и праздношатайство Селим-Герай-хана III. — Расправа турецких войск с Абазех-Мухаммед-пашой. — Мирные действия русских в Крыму. — Вступление Шагин-Герая на историческое поприще. — Описание жалкого состояния турецких войск и целесообразного поведения крымского хана, находящееся у турецких историков. — Бегство хана из Крыма и всеобщее смятение среди крымских жителей. — Плен турецкого сераскер-паши. — Сделка крымцев насчет уступки земли своей русским. — Различное объяснение причин бегства хана. — Сношение кафинцев с русскими. — Поведение Сахыб-Герая и Шагин-Герая, по изображению турецкого мемуариста. — Настроение крымского населения, христианского и мусульманского, благоприятное русским. — Взятие Кафы русскими и переговоры их с татарами.

Вышеупомянутый турецкий сераскер Ибрагим-паша, столь энергично, хотя и безуспешно, старавшийся уберечь Крым от завоевания его русскими, в конце концов сам попался в плен и был отправлен в Петербург. Участь пленника делил с ним, между прочим, секретарь его, прикомандированный к нему от турецкого министерства финансов с самого начала кампании в августе 1769 года и потому бывший очевидцем того, что происходило на полуострове до июля 1771 года. Господин этот описал как крымские события, так и свои наблюдения во время нахождения в плену в целом отдельном сочинении, разумеется скрыв свое настоящее имя, по восточной ли притворной скромности или по другим каким причинам [108]. Вероятно, имя автора этих мемуаров неизвестно и Джевдет-паше [109], потому что он, делая из них в своей истории выдержку, просто ссылается на «утверждения и написания некоторых лиц, находившихся в то время в крымском отряде по служебному положению и проникших в тайны крымцев». Рукописный экземпляр этого любопытного памятника хранится в Азиатском музее Императорской Академии наук под № 590id и носит заглавие «Тарих-и Крым» («История Крыма») [110]. Вот какие известия мы находим в этих мемуарах относительно того, что происходило тогда в Крыму, разумеется с окраской, соответственной происхождению мемуаров.