Гиллеспи и я - Джейн Харрис Страница 28

Разумеется, Сара не съела птичек. Даже не знаю, зачем я упомянула о ее лишнем весе. У нее очень приятное лицо — несмотря на морщины и второй подбородок, видно, что в юности она была хорошенькой. Порой мне любопытно, отчего Сара не вышла замуж. А может, вышла, но овдовела? Однако она никогда не упоминала о муже и представилась как мисс Уиттл. Пару раз я попробовала ненавязчиво завести разговор о ее жизни, семье и так далее, но наталкивалась на стену молчания. Подозреваю, она бы завела детей, если бы могла.

Так грустно слушать, как Сара воркует с Меджем и Лейлой, как будто они ее понимают, и без конца меняет им корм и воду, а недавно я узнала, что она без спросу — думая, что я сплю, — закрывает окно столовой и выпускает птичек полетать. Словом, Сара ухаживает за ними, как одержимая, и в ее привязанности есть что-то нездоровое. Сами собой напрашиваются определенные выводы, особенно после недавнего события.

Все началось десять дней назад, когда Сара возникла на пороге моей комнаты со словами:

— Вы не поверите, что учинили эти пташки!

Я терпеливо отложила книгу. Медж и Лейла живут у меня уже семь лет, и я знаю наперечет все их проказы, но Саре они все еще в новинку.

— И что же?

Вместо ответа она выскочила в коридор. Мне пришлось, оставив чтение, отправиться за ней в столовую. Когда я вошла, птички сидели в клетке, как обычно: Медж чистил перышки под крылом, а Лейла, смешно тряся головкой, клевала зерна. Улыбаясь, Сара встала у буфета, который был на пару дюймов отодвинут от стены.

— Смотрите. — Она указала на стену.

Я вздохнула. Собственно, я уже поняла, что обнаружила Сара, но на всякий случай подошла к ней и заглянула за буфет. Там, у плинтуса, притаилось небольшое гнездо, свитое из конского волоса, обрывков газет и фантиков. В центре лежали три голубоватых яичка в крапинку.

— О боже, — сказала я.

— Правда, крошечные? — прошептала Сара. Ее бросило в жар, от пуловера исходил резкий влажный запах.

— Да, действительно.

— Представляете, она утащила фантики от ирисок, а я только однажды покупала ириски, пару недель назад — и они оказались невкусные. Наверное, она его строила целую вечность, подбирала клочки с пола и из мусорной корзины. А я-то думала, что она там возится каждый день.

Для Сары это была на удивление длинная речь. Я еще никогда не видела ее такой оживленной.

— Ох, Сара! Я же просила вас выпускать птичек только в моем присутствии!

Она пристыженно насупилась.

— Простите, я выпускала их только пару раз. И я всегда закрываю окно, когда открываю клетку. Прошу прощения.

Чувствуя себя отвратительно, я взяла гнездо и поставила на буфет. Оно и впрямь было до смешного крошечным. Бедняжка Лейла! Должно быть, она таскала конский волос из-под обивки кресла. Помимо него, на постройку гнезда пошел старый шнурок и окурки, стянутые из пепельниц.

— О боже, — повторила я. — Видите ли, птички всегда строят гнезда, если за ними не следить. Так уже бывало.

— Правда?

— Да, пару раз за буфетом и раз-другой за диваном. За Лейлой нужен глаз да глаз. Какая жалость! Наверное, яйца и так никуда не годятся, но ничего не попишешь.

И я сделала, что полагается — как уже поступала раньше, по совету ветеринара. Я по очереди брала в руки каждое яичко и, превозмогая дурноту, трясла до тех пор, пока изнутри не доносился тихий плеск содержимого.

— Ну все, — грустно сказала я, укладывая яйца в гнездо. — Теперь не вылупятся. Можем ненадолго поставить его назад. Бедняжка какое-то время будет их высиживать, но вскоре ей наскучит, и мы спокойно выбросим гнездо. — Я повернулась к Саре: на ней лица не было. — Я знаю, это плохо. Отвратительно! Когда ветеринар впервые посоветовал мне так сделать, я пришла в ужас. Но выбора нет, и, пожалуй, я уже привыкла. Не стоит заводить новых птичек, милочка. Они очень плодовиты и, дай им волю, заполонят всю квартиру. Двоих вполне хватало.

Не проронив ни слова, Сара с немым укором посмотрела на меня и твердым шагом вышла из столовой.

С тех пор я иногда слышу, как она ласковым тоном утешает птичек, словно они подверглись чудовищной жестокости. Ей невдомек, что зеленушки весьма жизнестойки и наверняка уже забыли о злосчастной кладке. Я не совершила ничего особенного — так поступают почти все владельцы птиц. К тому же яйца, скорее всего, испортились, поскольку Лейла сидела на них всего несколько минут в день.

Я честно пыталась растолковать это Саре, но пока что она вынашивает обиду; наверное, «вынашивает» — самое подходящее слово, так как я подозреваю, что она так огорчилась из-за птичек, поскольку сама бездетна. Поэтому я не могу ее бранить и, если честно, глубоко сожалею, что выполнила совет ветеринара — по крайней мере, на глазах Сары, без предупреждения. По правде говоря, с тех пор я и сама не могу смотреть на вареные яйца.

Наверное, если Лейла снова совьет гнездо, я разрешу Саре оставить птенчика. Почему бы ей не завести свою птичку? Можно будет держать ее на кухне. Впрочем, я сомневаюсь, что будет новая кладка, ведь Медж и Лейла уже немолоды. Подозреваю, эти три яйца были ее последней отчаянной попыткой размножиться.

* * *

После происшествия с гнездом отношения между мной и Сарой остаются натянутыми. Я до сих пор немного сержусь, что она выпускала птичек без моего ведома, и даже задумываюсь, всегда ли она честна со мной в других делах. Можно ли ей вообще доверять? Например, хотя раньше я не придавала этому значения, в ее словах то и дело что-то не сходится. Когда она только приехала, я почти не замечала ее акцента. Безусловно, она не местная. Такой говор я часто слышала у женщин, выросших в окрестностях Лондона или где-то на юге. Сара старается следить за произношением и потому говорит подчеркнуто нейтрально, а иногда немного напряженно. А со временем я стала замечать, что она глотает гласные — например, в слове «зеленушка».

В пятницу днем я дремала у себя в комнате, когда Сара постучала в дверь и попросила разрешения угостить птичек каким-нибудь фруктом. В основном они клюют зернышки, но фрукты обожают. Локвуд, мой бакалейщик, любезно припас для меня ящик яблок на зиму. Сейчас они немного сморщились, но по-прежнему съедобны; раз-другой в неделю мы кладем в клетку пол-яблока, и Медж с Лейлой выклевывают мякоть. Словом, Сара возникла у меня на пороге с вопросом:

— Вы не очень против, если я дам зеленушкам яблоко?

Помимо необычного построения фразы (которое не кажется мне типичным для юга Англии), она снова немного странно произнесла «зеленушка», почти проглотив первую «е». Вместо ответа я сказала:

— Сара, я никак не определю ваш акцент — откуда он?

— Так, отовсюду понемногу. — Она закусила губу.

— А точнее? Вы ведь не из Лондона, верно?

— Родилась на юго-западе, в Уэст-Кантри, мисс, как я уже говорила, потом жила в Лондоне, Колчестере, Севеноксе, Уокинге…