Леди Альмина и аббатство Даунтон - Фиона Карнарвон Страница 28

По всей стране десятки хорошо обеспеченных женщин в обстоятельствах, схожих с положением Альмины, спешно открывали частные лечебницы и госпитали. Потребность в них была огромной. Когда объявили войну, Императорская военная лечебная служба королевы Александры располагала лишь четырьмястами шестьюдесятью тремя обученными сестрами милосердия, хотя их количество быстро возрастало за счет местных медицинских служб и других добровольных организаций.

Тем временем Британские экспедиционные силы (БЭС) готовили их отправку во Францию под командованием сэра Джона Френча и под руководством лорда Китченера. Последний первоначально планировал возвращение в Египет для выполнения своих обязанностей и собирался в Дувре взойти на борт парохода, направлявшегося во Францию, когда позвонил премьер-министра и потребовал его немедленного возвращения в Лондон. Пятого августа лорд Китченер, теперь военный министр, подтвердил правительственному Военному совету, что вооруженные силы немедленно пересекут Ла-Манш. Для этой цели генералом сэром Джоном Кауэнсом, главным квартирмейстером (и гостем Хайклира в июле, что уже казалось событием прошлого века), было подготовлено четырнадцать тысяч дополнительных лошадей.

Китченер сомневался в способности французов защититься от немцев, но, честно говоря, англичане едва ли находились в лучшем положении. Ударная мощь армии состояла из двухсот пятидесяти тысяч человек, половина которых была расквартирована на заморских территориях. Безусловно, существовала территориальная армия, основанная в 1908 году и состоявшая еще из двухсот пятидесяти тысяч человек, некоторые из которых даже провели краткое время в учебных лагерях. Немецкая же профессиональная армия была укомплектована семьюстами тысячами человек, а к 10 августа под ружье поставили еще три миллиона.

Тем не менее людям импонировало, что командующим был назначен великий военный герой, и британские экспедиционные силы начали разворачиваться уже через трое суток после объявления войны. Их возглавляли офицеры в алых или голубых кителях, тщательно натягивавшие свои белые перчатки при ответе на приветствие штабных офицеров, отдающих приказы. Войсковые офицеры разъезжали верхом на прекрасно ухоженных лошадях. Все это представляло собой пышное театральное зрелище, не изменившееся за последние две сотни лет.

Обри Герберт упорно не обращал внимания на тот факт, что его отвергла как профессиональная армия, так и тыловые службы по причине плохого зрения. Действительно, в этом плане доброволец не дотягивал до нормы, зато был прекрасно образован, получил степень бакалавра с отличием первого класса по истории в Оксфорде, проявил себя опытным дипломатом, бегло владел шестью языками и, страстно преданный делу нации, готовился скорее отправиться в преисподнюю, нежели остаться дома. Так что Обри заказал себе мундир – точную копию формы ирландских гвардейцев, в полку которых служил в чине полковника его зять. Когда гвардейцы рано утром 12 августа 1914 года покинули Веллингтоновские казармы напротив Букингемского дворца, он просто замаршировал вместе с ними. Мать Элси и жена Мэри проводили его с вокзала Виктории, и Обри уселся со своими друзьями в железнодорожный вагон, направлявшийся в Саутгемптон, чтобы там взойти на борт судна, отплывающего на континент. Его обнаружили, только когда полк выгрузился на берег во Франции, но к этому времени было слишком поздно отсылать «зайца» обратно, так что его приняли в качестве переводчика.

Готовясь отправиться на войну, Обри написал письмо Уинифрид, чарующее выражением любви к своей сводной сестре и пронзительно наивным оптимизмом.

«Дорогая моя!

Так мило с твоей стороны прислать мне эту прелестную фляжку, ибо я как раз собирался купить себе такую. Я отказался от дурацкого поверья, что можно прожить без выпивки. Полагаю, будет очень неудобно обходиться без прислуги и т. п., но действительно стоит изведать вкус жизни перед кончиной. Эта война – самая необыкновенная вещь. Она сделала правительство популярным, палату лордов популярной, палату общин популярной, церковь популярной теперь, когда умирает епископ лондонский, короля популярным, армию популярной и т. п. Еще раз благодарю тебя, моя дорогая, и шлю мою любовь всем вам».

Храбрая затея Обри послужить солдатом на передовой не продлилась долго. Ирландские гвардейцы двигались на северо-восток пешком и по железной дороге, повсюду их приветствовали французская армия и гражданское население. Достигнув наконец фронта, Обри соскочил с лошади, чтобы дальше вместе с войсками идти в строю через деревню и дать ответ германским пушкам, выстрелы которых доносились до них. Он заметил, что направился в свою первую битву, забыв револьвер и шпагу на лошади, оставленной на привязи в лесу. Гвардейцы попали под огонь, едва достигнув линии сражения, а менее чем через день были отброшены назад и отступили.

Британские силы должны были прикрыть фланг Пятой французской армии и помешать немцам выполнить давно планируемые «клещи» для отсечения союзников. Противник в три раза превосходил численность британского экспедиционного корпуса, но первоначально они хорошо отстреливались, немецкие солдаты позднее сообщали, что их удерживают пулеметами, а не ружьями. Но когда французская армия неожиданно отступила, оставалось лишь повернуть назад, ведя бои в арьергарде и взрывая мосты на всем пути до окраин Парижа.

Обри выступал в роли посыльного на быстрой, хотя и беспокойной лошади по кличке Лунный Свет. Он ухитрился уклониться от нескольких пуль, но 1 сентября одна все-таки поразила его, пробив бок навылет. Медик королевской армии перевязал рану и оставил его на носилках под воздействием тяжелой дозы морфина, теряющим сознание и вновь приходящим в себя. Часы шли, и внезапно Обри обнаружил, что его бьют прикладом винтовки. Удары наносил немецкий солдат. Этот человек, должно быть, смертельно перепугался, когда тяжело раненный английский солдат внезапно забормотал заплетающимся языком на беглом немецком.

Возможно, именно это спасло жизнь Обри. Да еще сильная доза морфина, державшая его в недвижимости. Его забрали в немецкий полевой госпиталь и затем отправили в город Вивье, где вместе с другими ранеными офицерами поместили во временный сортировочный лагерь. Пленные обменивались историями и сведениями о друзьях, и Обри воспрял духом, но условия оказались суровыми. Единственным питанием были сухие галеты, бинты закончились, а морфин приберегали только для немцев. Отправить сообщение кому-либо на английской стороне не получалось.

В Хайклир просочились известия об участии ирландских гвардейцев в битве и отступлении. Все боялись за Обри, которому меньше всего подходила роль солдата на передовой; после нескольких дней тревожного молчания эрл решил заняться этим делом лично. Он отправился в своем самом большом автомобиле выручать Обри из Франции. Безусловно, это было чрезвычайно опасно, но в то время еще возможно. Карнарвон уже собирался сесть на судно в Саутгемптоне, когда узнал, что французы отбили Вивье у немцев. Тяжелораненые, покинутые во временном госпитале, гадали, что происходит, в отчаянии прислушиваясь к пулеметной стрельбе. Среди них был и его брат. Лорд Карнарвон отправил телеграмму сестре: «Обри ранен в живот; брошен, когда армия отступила; ждите телеграмм».