Золотой век Испанской империи - Хью Томас Страница 28

Летом 1522 года Кортес также отправил своего лейтенанта Кристобаля де Олида в Мичоакан {222}. Это была небольшая империя (надеюсь, эти термины не противоречат друг другу?), состоявшая из двадцати с чем-то городов, разбросанных по территории, приблизительно соответствующей современному штату Мичоакан. Ее народ называл себя «пурепеча», однако испанцам они были известны как тараски. К Кортесу прибыло от них посольство под предводительством Ташово, брата касонси [36], тамошнего правителя. Это было единственное племя в этом регионе, владевшее такими передовыми металлургическими технологиями, как позолота, литье, пайка и холодная ковка, что позволяло им производить замечательные медные маски, медные колокольчики в виде черепах или рыб, украшения для губ из пластинок бирюзы – и прежде всего, медное оружие. Именно благодаря ему они в прошлом противостояли мешикам и нанесли им сокрушительное поражение в 1470-х годах; мешики гибли «как мухи, упавшие в воду» {223}.

Олид, родом из Баэсы в Андалусии, имел чрезвычайно бурный темперамент, но был великолепным бойцом; Берналь Диас дель Кастильо считал его настоящим «Гектором» (классические сравнения были нередки в то время) в рукопашной схватке. В 1521 году он позволил себе на какое-то время поддаться на знаки расположения, оказываемые ему врагом Кортеса Кристобалем де Тапией, за что Кортес сделал ему выговор. У него была прекрасная жена, Фелипа де Араус, которая приехала к нему в Новую Испанию в 1522 году {224}. Он явился в Мичоакан, имея при себе 130 пехотинцев, 20 кавалеристов и 20 арбалетчиков. С ним прибыл большой друг Кортеса, Андрес де Тапия, а также командир его кавалеристов, Кристобаль Мартин де Гамбоа, ранее сражавшийся под началом Овандо [37] на Эспаньоле, где у него была хорошая энкомьенда. Мартин де Гамбоа приплыл в Новую Испанию в 1518 году вместе с Грихальвой и был среди тех, кто убеждал его основать поселение возле Веракруса. Он от начала до конца участвовал в завоевании Кортесом Мексики и был первым, кто добрался до берега озера Такуба после прорыва через дамбы в Ночь Печали [38]. Потом он вернулся и, благодаря своему великолепному мастерству наездника, спас нескольких своих товарищей от гибели в руках индейцев – среди них были Сандоваль, Антонио де Киньонес и даже Педро де Альварадо, которого он некоторое время провез на своей лошади после его знаменитого «прыжка» {225}.

Когда Цинцича [39], касонси (правитель) пурепечей, узнал о том, что отряд испанцев продвигается по направлению к его царству, он весьма благоразумно бежал из своей столицы Цинцунцана. До этого он был в хороших отношениях с двумя кастильцами, Антонио Кайседо и Франсиско Монтаньо, последний из которых был героем необычайной истории добычи для Кортеса серы из жерла вулкана Попокатепетль {226}. Однако касонси быстро сообразил, что одно дело эти два испанца, и совсем другое – те полтораста или около того, что столь беззаботно въезжали в страну вместе с Олидом.

Не найдя в Цинцунцане никакого правительства, Олид без всяких колебаний подверг дворец касонси разграблению и разрушил его идолов, несмотря даже на то, что его хорошо приняли Ташуако [40], брат касонси, и индейский вождь «Педро» Куриангари. Впоследствии касонси отважно вернулся и выразил свое изумление тем, что испанцев настолько интересует золото. Почему они не предпочитают нефрит, как тараски? Олид отослал его в Теночтитлан, отправив с ним 300 повозок золота. Там его встретили с почестями, и он на несколько лет стал добровольным помощником испанцев наряду с Ташуако и Куриангари.

По завершении этой экспедиции Олид двинулся на запад к побережью Тихого океана, оставив в Мичоакане Хуана Родригеса де Вильяфуэрте, уроженца Медельина и друга Кортеса. Олид присоединился к Сандовалю. Отомстив за небольшое поражение, которое понесли Хуан де Авалос и Хуан Альварес Чико в Сакатуле на тихоокеанском побережье, Олид и Сандоваль основали здесь верфь, которая немедленно получила известность как Вилья-де-ла-Консепсьон-де-Сакатула. Из Веракруса были доставлены кузнецы, корабельные плотники и матросы, а также якоря, корабельные снасти и паруса – все это тащили через центр старой мешикской империи 1600 носильщиков, нанятых касонси. За несколько месяцев были выстроены бригантины и каравеллы. Кортес позднее напишет в своем докладе императору Карлу, что план Олида построить флот на Южном море был самым дерзким из всех осуществленных им в Индиях предприятий. Его замыслы действительно могли бы сделать Карла «правителем большего количества государств и стран, чем все, о которых нам до сих пор доводилось слышать в нашем мире» {227}. Возможно, это повлекло бы за собой новые притязания на владение Китаем.

На данный момент, однако, Кортес довольствовался более достижимыми целями. Так, Мигель Диас де Аукс, опытный колонист из Санто-Доминго, сын того самого предприимчивого конкистадора, что вместе с Франсиско де Гараем совершил прогремевшее открытие «золотого самородка», отправился с Родриго де Кастаньедой, который стал к тому времени хорошим переводчиком, на завоевание Таско, где, как им было известно, имелось месторождения железа. Затем, 5 февраля 1524 года, Кортес отправил пожилого Родриго Ранхеля и Франсиско де Ороско, конкистадора из Убеды, родного города Кобоса, на юг, в Оахаку, сражаться с сапотеками и миштеками с их длинными копьями с кремневыми наконечниками. Они взяли с собой 150 пехотинцев и четыре пушки.

Оахака состоит из тропических прибрежных районов, влажной зоны вдоль реки Папалоапан, широкой долины с умеренным климатом и высоких гор, где значительно холоднее. На этой территории проживали два народа – сапотеки, группировавшиеся вокруг древнего городища Монте-Альбан, и миштеки, создатели Митлы. Сапотеки были замечательными архитекторами, миштеки же больше известны изготовлением прекрасных небольших предметов – бирюзовых мозаик, изделий из нефрита и золота, многокрасочной керамики и резных статуэток из твердого камня. Тем не менее, в Митле имелся выдающийся дворцовый комплекс со множеством внутренних двориков, и нечто подобное существовало также в Ягуле. Кроме этого, миштеки известны еще своими пиктографическими книгами, которые знаменитый ученый Игнасио Берналь считал «наиболее важной чертой миштекской культуры» {228}.