В огне Восточного фронта. Воспоминания добровольца войск СС - Хендрик Фертен Страница 29

Однако от нашей веселости очень быстро не осталось и следа из-за нарастающей турбулентности. Наши лица одно за другим теряли свой розоватый цвет и становились болезненно белыми. Многие начали раскаиваться, что спешно проглатывали свои пайки, которые, не успев перевариться, теперь извергались в футляры, из которых мы торопливо вынимали противогазы. Никакой другой емкости для этой цели у нас попросту не было. Нас всех без исключения охватила ужасная воздушная болезнь, которая ничуть не лучше морской болезни. Страдая от охватившего нас недуга, мы даже не заметили, как наши «юнкерсы» начали приземляться на посадочную полосу временного аэродрома.

Моторы самолетов все еще работали, когда мы начали выпрыгивать из их промерзших салонов. До чего же здорово было снова ощутить под ногами землю! Дрожа от холода и спеша укрыться от снегопада, мы побежали к большому открытому ангару. Там в пустой металлической бочке горели крупные дрова, и этот костер помогал нам хоть немного согреться.

Мы тогда не имели ни малейшего представления, где мы находимся, и лишь позднее узнали, что аэродром называется «Орел». Вскоре после этого нам стало ясно, что одноименный город, в котором находился аэродром, не располагается на юге у Днепра, а наоборот, находится в центре Советского Союза на реке Ока. То есть мы пролетели через Киев на северо-восток и приземлились примерно в 250 километрах от Москвы. Это означало, что мы не будем принимать участие в боях вместе с дивизией «Викинг». И возникал естественный вопрос: почему?

Английский историк Дэвид Ирвинг в своей книге о Гитлере и его генералах дает ответ на этот вопрос. В напряженной ситуации, вызванной суровой русской зимой, незадолго до наступления на Москву Гитлер лично принял главнокомандование сухопутными войсками, которое до этого осуществлял фельдмаршал Вальтер фон Браухич. Приказы Гитлера требовали от его бойцов фанатичного сопротивления, при этом возможность прорыва врага с флангов или со стороны тыла в расчет вообще не принималась. Также фюрер распорядился срочно пополнить войска на центральном участке фронта за счет войск СС, бойцы которых должны были быть переброшены к месту назначения кратчайшим путем, то есть по воздуху. Таким образом, мы должны были поддерживать войска, оказавшиеся в очень непростой и опасной ситуации.

Анализируя ситуацию, Дэвид Ирвинг приходит к выводу, что в непростые месяцы зимы 1941 года Гитлер продемонстрировал свою решимость, которая была подкреплена легендарной выносливостью немецких солдат, не боявшихся любых трудностей.

В вечер нашего прибытия в Орел мы увидели с крыши аэродрома, как рухнул на землю охваченный пламенем тяжелый четырехмоторный транспортный самолет Фокке-Вульф «Кондор» (FW 200). За его падением последовал оглушительный взрыв. Все, кто находился на борту самолета, погибли. Среди них были и генералы. Однако самолет этот не был атаковав а разбился либо из-за ошибки пилота, либо из-за технической неисправности.

Мы провели в ангаре всю ночь при тридцатиградусном морозе. На следующий день мы отправились в путь в товарных вагонах с железными печками. Мы садились вокруг них на устланном свежей соломой полу и ощущали хоть какой-то комфорт, хоть немного отогревались. Через некоторое время, немного выпив, мы начали напевать старые солдатские песни. Движение поезда то и дело преграждали снежные заносы. Нам приходилось покидать вагоны и расчищать пути. Те, кто выпрыгивал из вагонов первыми, зачастую проваливались в сугробы, такие высокие, что порою они были нам буквально по грудь. Вот так мы и ехали — от сугроба до сугроба.

В эту зиму в северных областях России были зарегистрированы пятидесятиградусные морозы. Столь холодных зим в этой стране не было уже 140 лет. На земле не существовало солдат, способных сражаться в таких условиях, да и оружия, пригодного для таких температур, также еще не было изобретено.

Красная Армия воспользовалась ситуацией и подготовила контрнаступление, чтобы остановить немецкую армию у ворот Москвы. Русские говорили в те дни, что «генерал Мороз» сражается их стороне. Сталин, сидя в Кремле, увидел в этом первый проблеск надежды.

До этих пор ни погода, ни сопротивление врага не могли остановить победный марш вермахта по Европе.

В октябре российская распутица замедлила темп немецкого наступления, но начавшиеся в ноябре поначалу умеренные морозы, казалось, решили проблему.

Советские бойцы еще летом потеряли уверенность в победе, как только немецкая армия пересекла реку Березина, правый приток Днепра. В исторической памяти русских эта река обладала особым ореолом, ведь именно здесь Наполеон понес огромные потери во время своего отступления в 1812 году. Переправа через реку Березина стала гибельной для великой армии Бонапарта. Однако немцы преодолели эту преграду без особых трудностей и в скором времени находились уже в восемнадцати километрах от Москвы.

15 октября Государственный Комитет Обороны СССР принял решение об эвакуации, и уже на следующий день началась эвакуация из Москвы за Волгу управлений Генштаба, наркоматов, военных академий, и других учреждений. Иностранные посольства также были эвакуированы из российской столицы. В городе были заминированы мосты, заводы и электростанции. Значительная часть населения была убеждена, что немецкие войска вот-вот войдут в Москву. Начались беспорядки. Люди грабили магазины и квартиры, оставленные эвакуировавшимися. А некоторые коммунисты, возмущенные тем, что их вождь не смог остановить продвижение врага, даже сжигали свои партийные билеты. Однако НКВД продолжал свою работу, арестовывая недовольных и расстреливая мятежников.

Генералом Георгием Жуковым для защиты Москвы было сформировано народное ополчение, в которое вошло около 100000 человек из гражданского населения. Более полумиллиона жителей сооружали на улицах баррикады и рыли противотанковое рвы. Военные законы теперь действовали и по отношению к гражданскому населению: «разжигатели паники, трусы и предатели» расстреливались. Город готовился к тому, чтобы Гитлер заплатил за его покорение как можно более дорогую цену.

Однако войска вермахта не сумели взять Москву. Важную роль в этом сыграл и немецкий коммунист Рихард Зорге, работавший под видом зарубежного корреспондента ряда германских газет советским разведчиком в Токио. Он предоставил Кремлю однозначную информацию о том, что Япония в ближайшее время начнет войну с США в Тихоокеанском регионе и не примет совместного с Германией участия в нападении на СССР. Благодаря этому Красная Армия смогла перебросить с Дальнего Востока на защиту Москвы десятки дополнительных дивизий. Они были полностью экипированы для русской зимы и состояли из сибирских и монгольских бойцов, знаменитых своими первоклассными воинскими качествами. Нам было суждено убедиться на собственном опыте, сколь непросто воевать с такими противниками. Как ни прискорбно, но все обстоятельства сложились против того, чтобы мы взяли Москву.

Между тем наше путешествие в товарных вагонах завершилось на одной из железнодорожных станций. Разместившись в здании вокзала, мы вскоре были атакованы русским бомбардировщиком, который сбросил на нас фугасную бомбу. Она упала в пятнадцати шагах от здания, и взрывная волна снесла половину покрытой гудроном крыши вокзала, а также разрушила боковую стену. Мы пережили жесточайший шок, хотя никто из нас серьезно не пострадал. Лишь несколько человек оказались ранеными, да и то легко. Однако теперь мы не сомневались, что действительно оказались на войне.