Бабье царство. Дворянки и владение имуществом в России (1700-1861) - Мишель Ламарш Маррезе Страница 29

В XVIII в. регулярно происходили подобные конфликты из-за принадлежности крестьянских семей разным владельцам-супругам. В 1751 г. в Вотчинную коллегию пожаловалась вдова Акулина Коверина. Она заявила, что ее муж выдал нескольких ее крепостных девок за собственных мужиков, и потребовала вернуть их вместе с семьями. На это ее деверь отвечал негодующим письмом, где говорилось, что Коверина не принесла в приданое ни одной крепостной крестьянки, и более того, его покойный брат выдал за ее крестьян десять собственных девок, и все они теперь принадлежат его невестке. Последовала череда жалоб с обеих сторон; два года спустя Вотчинная коллегия вынесла решение в пользу Ковериной, признав ее права на седьмую часть имения мужа и на всех ее крепостных женщин с их потомством.

До середины XVIII в. дворянские вдовы явно оказывались в выигрыше благодаря тому, как суды истолковывали их право требовать назад своих крестьянок вместе с их семьями. Но такое положение вещей куда меньше устраивало мужчин, которые чувствовали, что их обирали, лишая части наследства. В 1767 г. дворянские собрания представили свои жалобы вниманию Екатерины II, указывая на то, что при действующих правилах мужчины несут убыток в крестьянах и что при разделе имущества следует дать право владельцу крепостного мужа требовать себе всю его семью.

Члены Сената, вынося впоследствии решения по поводу принадлежности крепостных, повторяли логику рассуждений провинциальных дворян-депутатов. В течение второй половины XVIII в., по мере того как законодатели пересматривали свои взгляды на отношение женщин к имуществу, они также во многом лишили прежней защиты замужних женщин-помещиц. Предоставив женщинам в 1753 г. полноправие в отношении собственности, Сенат был вынужден заново рассмотреть проблему принадлежности крестьян супружеским парам.

При пересмотре одного дела в 1799 г. Общее собрание Сената обсуждало принципы, влиявшие на прецеденты решений о принадлежности крестьян от 1744 и 1762 гг. В 1744 г. было вынесено решение в пользу жены и ее родственников, потому что «в прежния времена приданое имение справливалося не за одною вышедшею замуж, но и замужем ея, и по тому почитал он себя владельцем женина имения, мог приданых ея женщин выдавать за своих людей». Чтобы предотвратить ущерб имуществу жены и ее рода, Сенат тогда постановил, что крепостных крестьянок с потомством надлежит возвращать жене и ее родным. Но после 1744 г. в регистрации приданого установились новые обычаи. Теперь чиновники записывали деревни только на имя жены, и женщины стали управлять и распоряжаться своими имениями, не спрашивая разрешения у мужей, так что мужчины более не могли присваивать собственность своих жен. Следовательно, решили сенаторы, будет несправедливо вместо одной крестьянки отдавать жене целую семью.

А потому они предложили новые основания для раздела имущества в будущем. Если мужья и жены сговаривались поженить своих крестьян, то отныне при разделе имущества действовал такой принцип: крестьянская семья принадлежит владельцу крепостного мужа. Поэтому если муж выдавал своих крепостных женщин за мужиков, принадлежащих жене, то владелицей отныне считалась жена, и наоборот. Словом, получив право контролировать собственные имения, женщины, хотели они того или нет, брали на себя и бремя защиты своего состояния от притязаний со стороны мужей.

Установление принадлежности крестьян было не единственным затруднением, с которым сталкивались суды, пытаясь уладить имущественные отношения между супругами во второй половине XVIII в. Исходя из той удобной посылки, что женщины теперь в самом деле могут решать, как им использовать свою собственность, законодатели постепенно лишали их той защиты, которую некогда распространили на жен, принуждаемых отдать свое состояние. Разобравшись с последствиями, ожидавшими супругов-помещиков, которые женили между собой своих крепостных, суды принялись за решение вопроса о том, можно ли мужьям и женам продавать или закладывать друг другу имущество. Блюстители закона возражали против этого не на том основании, что не могут же муж и жена, являясь единым существом, оформлять взаимные контракты (так считалось кое-где в Западной Европе). Их смущало другое — постулат об обязанности женщин слушаться своих мужей, который первоначально являлся одним из догматов церковного права, а затем был сформулирован и в гражданских сводах законов. Сначала суды выражали вполне обоснованное понимание того, что мужья способны, пользуясь слабостью своих жен, заставлять их уступать свою собственность на невыгодных условиях. Но к XIX в. забота властей о беззащитных женах постепенно сменилась твердой уверенностью в том, что замужние женщины должны сами защищать собственные интересы.

Хотя имущественные сделки между супругами, судя по нотариальным документам, были сравнительно немногочисленны, вопрос, разрешать ли им продавать друг другу недвижимость, тревожил сенаторов и в XIX в. Суды издавна ощущали, что существует вероятность насильственных продаж земли принуждаемыми к этому женами. Чтобы свести к минимуму подобную угрозу, в XVII в. продавцов обоего пола опрашивали в суде при оформлении купчих записей, закладных или завещаний [89]. Впрочем, самым эффективным препятствием намерениям мужа переписать собственность жены на свое имя служил надзор со стороны родственников жены. В указе 1679 г., запретившем мужчинам продавать вотчины их жен, содержалась ссылка на родственников «вдов и девиц»; эти люди утверждали, что их родственниц мучили до тех пор, пока те не соглашались на отчуждение своих земель. Лишь гораздо позднее, в XVIII в., женщины привыкли обращаться в суды от собственного имени с жалобами на то, что их обижают и обирают.

Лишь во второй половине XVIII в., после того как женщины приобрели власть над своим состоянием, вопрос о законности сделок между супругами занял серьезное место в сенатских дебатах. Весьма показательно, что первое обсуждение статуса таких сделок в Сенате, состоявшееся в 1763 г., было инициировано не супругой, павшей жертвой принуждения, а потомками владельца имения, поспорившими из-за права его выкупить. В резюме этого дела главное внимание уделялось праву членов одного рода продавать имущество другому роду; в конце концов Сенат постановил, что продажа имущества мужьями женам неприемлема. Основанием этого решения послужил указ 1748 г., запретивший мужьям и женам претендовать на наследственную седьмую часть владений своих супругов при их жизни. Продажа женами имущества мужьям была, по мнению сенаторов, еще нежелательнее, так как женщина, не имея права возражать мужу, могла по его требованию отступиться от своего имущества.

В последующих судебных постановлениях власти то исходили из неопределенности правового статуса имущественных сделок между супругами, то подчеркивали необходимость защищать жен от жадных мужей. Как ни странно, женщины оказывались в проигрыше и тогда, когда они покупали недвижимость у своих мужей, и тогда, когда у них обманом выманивали их поместья. В 1780 г. Наталья Сухотина пожелала зарегистрировать в Вотчинной коллегии имение, купленное ею у мужа, но там отказались удовлетворить ее ходатайство. Авторы этого решения утверждали, что ни в Соборном уложении, ни в позднейших узаконениях не содержится прямого разрешения на сделки между супругами. Исходя из резолюции Сената от 1763 г., Вотчинная коллегия постановила, что не может регистрировать никакие имущественные сделки между мужьями и женами. Впрочем, вопрос о том, вернет ли муж Сухотиной ту сумму, которую она ему заплатила за имение, не обсуждался. Подобным же образом в 1805 г., когда жена титулярного советника Иванова подала в суд на мужа, не вернувшего ей 2 тыс. рублей, взятые в долг, Сенат отказался передать в ее руки имение, которое Иванов дал жене в заклад, объявив, что согласно судебному решению 1763 г. сделка их была незаконной. С другой стороны, Сенат позволил Ивановой требовать через суд возврата суммы, одолженной мужу.