Николай II - Анри Труайя Страница 29

Такая настырность Вильгельма при всех его заверениях в поддержке весьма раздражала Николая. Будучи сам бесхитростного темперамента, он с трудом выносил напыщенность своего кузена, его отсутствие такта, чувство собственного превосходства. Как в физическом, так и в моральном отношении противоположность двух владык выглядела почти комической. В то время как Николай со своим нежным правильным лицом, скромной бородкой и синими мечтательными глазами был персонажем боязливым, безликим, сознающим ограниченность своего ума, кайзер, гордясь своими закрученными кверху, навощенными усищами и сверкая своими стальными глазами, выставлял себя этаким фанфароном, гораздым при любом случае продемонстрировать свою образованность и силу во всех областях. При всей своей природной скромности Николай считал, что ему как государю российскому не пристало получать наставления от германского императора. Он помечает в своем дневнике: «Принял флигель-адъютанта императора Мольтке с письмом и гравюрой ко мне от нудного господина Вильгельма». (18 сентября 1895 года.) И несколько недель спустя: «После чая читал и затем трудился над сочинением чернового ответа Вильгельму. Несносное занятие, когда столько и своего дела и поважнее!» (24 октября того же года.)

Что касается области внешней политики, то после внезапной смерти министра иностранных дел Лобанова-Ростовского царь назначил на этот пост графа Муравьева, не обладавшего ни компетенцией, ни авторитетом своего предшественника. Вместо того чтобы предостеречь государя от опасностей захватнической авантюры, Муравьев только разжигал его завоевательский аппетит. Осенью 1897 года у китайской провинции Шаньдун, неподалеку от Кьяо-Чао (Циндао) были убиты два немецких миссионера, и кайзер, воспользовавшись этим предлогом, не замедлил ввести в бухту Кьяо-Чао суда и высадить отряд на берегу. Этот поспешный шаг побудил Николая сделать ответный ход. 3(15) декабря русские военные суда вошли в Порт-Артур и Талиенван – те самые гавани, которые были отняты у Японии за два с половиной года до этого. 15(27) марта 1898 г., уступая перед ультиматумом, китайская императрица Цыси подписывает конвенцию, предоставляя России право 25-летней аренды портов «Артур, Талиенван с соответствующими территорией и водным пространством, а равно предоставлена постройка железнодорожной ветви на соединение этих портов с великой сибирской магистралью» – из Харбина в Порт-Артур через Мукден и Ляоян. Несмотря на протесты Великобритании и Японии, Муравьев объявил: северные провинции Китая: Маньчжурия, Чили, Китайский Туркестан – находятся под политическим влиянием России и отныне там не потерпят никакого иностранного вмешательства.

Одновременно с проникновением в Южную Маньчжурию Россия надеялась распространить свою гегемонию и на Корею, которая, теоретически являясь независимым государством, фактически находилась под японской опекой. Обеспокоенный последствиями, которые могло возыметь российское продвижение в этом направлении, Витте стал указывать царю на избранного им кандидата на эту должность – графа Ламздорфа для замены Муравьева, скончавшегося от сердечной недостаточности. И в самом деле, компетентный и умеренный Ламздорф рекомендовал проявлять сдержанность в таком щекотливом деле.

Но в очереди к государевым ушам толпилось немало других советчиков, вещавших куда более энергичным языком. Представляя «партию войны», они утверждали, что Япония – величина, которой можно пренебречь, и что Россия имеет моральное право на эту часть континента. В действительности они были движимы исключительно меркантильными интересами. Протежируемые Вел. кн. Александром Михайловичем, они имели доступ к царю в любое время дня. Один из членов этой теплой компании, предприимчивый воротила Вонлярлярский, предложил создать Общество по эксплуатации природных богатств Кореи, богатой железом, углем, лесом и золотом. Его план заключался в том, чтобы вырвать у корейского правительства концессию и, протянув к этому региону индустриальную длань, подготовить аннексию Россией всей страны. Царь одобрил этот проект, и с 1899 года Обществу удалось выманить у корейцев несколько лесных концессий. Во главе предприятия был поставлен отставной кавалергардский полковник Безобразов, он построил лесопилку на левом берегу Ялу, в зоне влияния Японии, что вызвало протесты Токио.

Между тем в Китае вспыхнуло восстание, начатое тайным обществом «Кулак во имя справедливости и согласия», – отсюда и название «Боксерское», данное иностранцами. Это восстание залило кровью Китай и поставило под угрозу иностранные миссии. Это явилось поводом для русских войск выступить в поход и занять всю Маньчжурию и совместно с другими заинтересованными державами двинуться на Пекин. Восстание было подавлено, но Россия не вывела свои войска из Маньчжурии под предлогом защиты еще строившейся железной дороги. Результатом этих прямолинейных действий явилось сближение Японии с Соединенными Штатами и Англией, тогда как Париж колебался, поддерживать ли царя и его экспансию в Азию. Франция настояла на том, чтобы Николай дал Китаю обещание вывести войска из Маньчжурии в три этапа, каждый по шесть месяцев; но, подписав этот график, Николай внезапно прервал эти меры по эвакуации. В духе примирения Япония в крайнем случае согласилась бы признать российские претензии на Маньчжурию в обмен на полный отказ от русского вмешательства в Корее. Но такое положение дел не могло удовлетворить кучку придворных во главе с Безобразовым. Невзирая на подпись, скреплявшую англо-японский альянс, они возобновили свои требования по эксплуатации лесов по Ялу. Сбитый с толку царь высказал свое одобрение. В свою очередь, Витте должен был предоставить в распоряжение Безобразова кредит в 2 миллиона рублей для Русско-китайского банка, чтобы начать вырубку деревьев.

Плеве ликовал: по его мнению, русские революционеры связаны с японцами, и уничтожение последних помогло бы избавиться от первых. В этом политико-коммерческом предприятии имели свои интересы самые высокие придворные фигуры. Витте негодовал, называя концессионеров чистопородными авантюристами. И все больше и больше оказывался в изоляции. Тем временем в Санкт-Петербурге только что был принят новый японский проект, предусматривавший взаимное согласие об особых правах Японии – в Корее, России – в Маньчжурии; начались переговоры, которые вел адмирал Е.И. Алексеев, только что получивший должность наместника Дальнего Востока. Новый наместник был в сговоре с Безобразовым, который стал неким подобием второго министра иностранных дел. Напыщенный гордостью Алексеев спал и видел, как бы броситься в схватку. Он пользовался полным доверием царя и к тому же вдохновлялся воодушевляющими словами Вильгельма II. «Всякий человек без предвзятого мнения, – писал Вильгельм, – обязан признать, что Корея должна быть и будет русской». Ему нравилось называть Николая «императором Тихоокеанским», закрепив за собою титул «императора Атлантического». Упоенный планами Николай более не мог сносить нерешительность Витте, который опасался воздействия войны на экономику страны. Вскоре весь царский двор ополчился против министра финансов. С каждым днем пропасть между царем и его слишком прозорливым слугой все ширилась. Возможно, Витте следовало проявить большую гибкость, чтобы возвратить себе императорский фавор. Но он был весь из цельного куска и не умел скрывать своих чувств. По мнению Извольского, между натурой Витте и натурой императора существовало некое физическое отвращение. Сам Витте признавался, что его манеры, и в частности манера разговаривать, наверняка не понравились бы и показались шокирующими такому учтивому человеку, как Николай II.