Междукняжеские отношения на Руси. Х – первая четверть XII в. - Дмитрий Боровков Страница 3

В это же время одна часть исследователей (К.Н. Бестужев-Рюмин, И.Е. Забелин, А.Е. Пресняков) сформулировала представление о постепенном развитии семейных отношений в родовые. Другая часть исследователей (Н.И. Костомаров, И.Д. Беляев, М.Ф. Владимирский-Буданов и др.) со второй половины XIX в. под влиянием славянофильства акцентировала внимание на отношениях князей с населением городских общин и волостей в рамках теории общинного быта или теории общинно-княжеского дуализма. Ученик И.Д. Беляева В.И. Сергеевич разработал концепцию договорных отношений, с одной стороны, между представителями княжеского рода, а с другой стороны – между князьями и общинами, которая на рубеже 1860—1870-х гг. привела к полемике между сторонниками теории родового быта (А.Д. Градовский, К.Н. Бестужев-Рюмин) и теории общинного быта (Д.Я. Самоквасов, Н.И. Хлебников).

Феодальная модель междукняжеских отношений, остававшаяся на периферии дореволюционной историографии до появления в начале XX в. работ Н.П. Павлова-Сильванского, установившего тождество русских и западноевропейских институтов XII–XVI вв., стала доминирующей в советской историографии 1930—1980-х гг. В соответствии с марксистской формационной парадигмой на Руси IX–XII вв. постулировалось наличие феодального социально-экономического уклада: основой феодального строя считалась крупная земельная собственность, а система социальных отношений (в том числе в роду Рюриковичей) характеризовалась в категориях феодального вассалитета-сюзеренитета. В работах историков этого периода (С.В. Юшков, Б.Д. Греков, В.В. Мавродин, Л.В. Черепнин, В.Т. Пашуто, О.М. Рапов, Б.А. Рыбаков, П.П. Толочко и др.) превалировало представление о существовании в конце IX – первой трети XII в. раннефеодальной монархии, с легкой руки К. Маркса получившей наименование «империи Рюриковичей», историческим ядром которой в результате исследований А.Н. Насонова стала считаться «Русская земля» в Среднем Поднепровье, сложившаяся вокруг Киева, Чернигова и Переяславля.

На фоне продолжения этой тенденции в трудах современных исследователей (В.Я. Петрухин, М.Б. Свердлов, Л.В. Мининкова, С.А. Мельников и др.) получили развитие альтернативные феодальной парадигме теории. Это модифицированный вариант теории общинного быта, разрабатываемый школой И.Я. Фроянова, в которой междукняжеские отношения раскрываются через призму княжеско-общинных отношений в политической системе городов-государств, и модифицированный вариант теории родового быта – концепция братского совладения (corpus fratrum или «родового сюзеренитета») с постепенным формированием сеньората-старейшинства, предложенная в середине 1980-х гг. А.В. Назаренко и поддержанная рядом исследователей.

За более подробным обзором историографии мы отсылаем читателей к соответствующим параграфам первого издания этой книги, вышедшего под названием «Междукняжеские отношения на Руси конца X – первой четверти XII в. и их репрезентация в источниках и историографии» (СПб.: Алетейя, 2015). В настоящем издании, кроме внесения уточнений и исправлений, замеченных неточностей и опечаток, дана упрощенная орфография древнерусских текстов.

До последней трети X столетия о структуре и численности княжеской семьи Рюриковичей можно судить по косвенным данным – таким как упоминание «всякой княжьи» в преамбуле русско-византийского договора под 944 г., включение которого в летописную традицию со времени А.А. Шахматова атрибутируется составителю ПВЛ. Вопрос о статусе лиц, чьи интересы представлены в договоре 944 г., остается спорным: по одной версии, все они являлись представителями рода Рюриковичей; по другой версии, одна часть их принадлежала к роду Рюрика, другая – к племенным князьям. Вне зависимости от того, считать ли всех упомянутых в тексте 22 послов представителями членов киевской княжеской семьи или только некоторых из них, фактом является то, что к середине X в. род «русских князей» имел уже достаточно разветвленную структуру и младшие его члены (сын и племянники «великого князя» Игоря) имели возможность представлять свои интересы с помощью специальных представителей, равно как и женщины, входившие в состав княжеской семьи. Хотя Игорь фигурирует в договоре в качестве лидера княжеского рода, он не является единственным выразителем его интересов, из чего следует, что в мероприятиях подобного характера князь должен был взаимодействовать с другими родичами. В русско-византийском договоре 971 г., заключенном Святославом Игоревичем с Иоанном Цимисхием, мы уже не встречаем упоминаний о родичах киевского князя, что можно объяснить естественной убылью княжеского рода за прошедшую четверть века.

Первое свидетельство о вокняжении Рюриковичей на местах мы находим в летописном рассказе о сыновьях Святослава – Ярополке, Олеге и Владимире: «Святославъ посади Ярополка в Киеве, а Ольга в Деревехъ. В се же время придоша людье ноугородьстии, просяще князя собе: „аще не поидете к намъ то налеземъ князя собе“ и рече к нимъ Святославъ: „абы пошелъ кто к вамъ“, и отпреся Ярополкъ и Олегъ. И рече Добрыня: „просите Володимера“. Володимеръ бо бе отъ Малуши, ключнице Ользины, сестра же бе Добрыне [испр. по Радз.], отець же бе има Малък Любечанинъ, [и] бе Добрына уи Володимеру. И реша ноугородьци Святославу: „въдаи ны Володимира“, онъ же рече имъ: „вото вы есть“. И пояша ноугородьци Володимера к собе. И иде Володимиръ съ [До]брыною уемь [испр. по Р., А.] своимь Ноугороду, а Святославъ Переяславьцю».

Вопрос о том, какая роль в геополитическом проекте отца отводилась Святославичам, с XIX в. является предметом дискуссий: С.М. Соловьев и Н.И. Костомаров считали, что самим актом раздела Святослав оборвал все связи с Русью, а В.О. Ключевский и А.Е. Пресняков, напротив, предполагали, что сыновья исполняли на Руси только функции посадников Святослава. Гипотеза Ключевского – Преснякова распространена и среди современных исследователей. Однако в этом случае остается непонятным механизм прямого осуществления властных полномочий на Руси, учитывая тот факт, что сам князь, по свидетельству ПВЛ, рассматривал в качестве «середины» своей «земли» болгарский Переяславец на Дунае. Более того, если в ПВЛ рассказ о княжении Ярополка открывается под 973 г. фразой: «Нача княжити Ярополкъ», то в соответствующем месте НІЛМ под 972 г., на которое обратил внимание А.А. Шахматов, считавший это чтение первоначальным, сообщается: «…а Ярополкъ же княжа в Киеве и воевода бе у него Блудъ», что, в свою очередь, может служить косвенным свидетельством для утверждения о том, что самостоятельное правление Ярополка (и его братьев) началось с момента отъезда отца в Болгарию и вряд ли оправдано игнорировать этот факт для того, чтобы обосновать противную точку зрения, как предпочитают делать некоторые исследователи.

В летописной статье 970 г. мы впервые встречаемся с репрезентацией двух путей установления княжеской власти: с одной стороны, Святослав назначает («сажает») князей в Киев и Овруч по своему усмотрению; с другой стороны, назначение Владимира в Новгород производится по настоянию новгородцев. Одни исследователи считают, что на предание о призвании Владимира в Новгород могло повлиять «Сказание о призвании варягов», по мнению других, он отражает специфику новгородско-киевских отношений начала XII в., когда киевский князь Святополк Изяславич попытался заменить на новгородском столе князя Мстислава Владимировича своим сыном, однако его кандидатура была отвергнута новгородцами. Учитывая тот факт, что окончательную обработку текст ПВЛ в целом получил лишь во втором десятилетии XII в., надо признать возможность рецепции любого из этих «сценариев», однако следует отметить, что противопоставление «посажения» и «призвания», скорее всего, является искусственной книжной конструкцией, поскольку политическая практика XI и первой трети XII вв. (за исключением событий 1095 г., когда новгородцы выгнали Давида Святославича и призвали из Ростова Мстислава Владимировича) свидетельствует о назначении новгородских князей из Киева, поэтому следует отдать предпочтение второй точке зрения.