Боярыня Морозова - Владислав Бахревский Страница 3
Боярыня Морозова - Владислав Бахревский читать онлайн бесплатно
Анисья Никитична и дочки ее поплакали, изумленные победой, какую Бог дал казакам. Ведь помощниками казаков против такой силы были казацкие жены и дети. И стреляли, и подкопы рыли, обороняясь от турок, спасая город и себя от злой погибели.
Когда есаул уехал, сестрицы пошли в отцову комнату, и Дуня взяла в руки ружье батюшкино. Взяла да не удержала, уронила бы, но Федосья подоспела. Тут Дуня и спросила старшую сестрицу:
– А ты бы по туркам-то стрельнула бы?
Федосья ружье поставила на место, подошла к иконе Спаса и крепко задумалась. Дуня к сестрице прижалась, сердечко бьется громко.
– Мы с тобой отроковицы, – сказала Федосья, обнимая Дуню. – Детям да отрокам Бог по молитве их дает. Без ружья.
Но перед сном старшая сестра призналась-таки:
– Дуня! Я про молитву тебе говорила, а сама бы стрельнула.
– И я! – сказала радостно Дуня. Но тотчас вздохнула. – У меня стрельнуть силы нет.
– А сил много не надо. Пороха на полку мушкета насыпь, фитиль поднеси, сам стрельнет.
– А ты бы казачкой хотела быть? – спросила Дуня.
– Мы с тобой дворянки московские.
И молчок.
Дуня ждала ответа, да сон ее сморил.
Тут Федосья и сказала:
– Какую Бог жизнь нам даст, ту и проживем.
Повесть есаулаСвятки уродились лунные, потом жарили крещенские морозы, а перед Сретеньем было тепло, и слух по Москве пошел: казачий есаул московскому люду повесть сказывает об азовском сидении.
Матушка Анисья Никитична дочек взяла и поехали они за Яузу.
В церкви, в трапезной, были поставлены лавки и знакомый сестрицам есаул Федор – седая голова – читал по написанному:
– «Атаманы многие ж видели от образа Иоанна Предтечи течаху от очей ево слезы многия по вся приступы. А первый день, приступное во время, видех лампаду, полну слез от ево образа. А на выласках от нас из города все видеша басурманы – турки, крымцы и нагаи – мужа храбра и млада в одеже ратной, с одним мечем голым на боло ходящее, множество басурман побиваше. А наши не видели. Лито мы противу убитому знаем, што дело Божие, а не рук наших: пластаны люди турецкие, а сечены надвое!»
Затаив дыхание, слушали московские люди есаула. А он, изнемогши, читал про то, как бежали из-под Азова турецкие паши и крымский хан.
– «А нам, казакам, в ту же нощь, с вечера в виде се всем виделось: по валу басурманскому, где их наряд стоял, ходили тут два мужа леты древны. На одном – одежда иерейская, а на другом – власяница мохнатая. А указывают нам на полки басурманские, а говорят нам: «Побежали, казаки, паши турецкие и крымский царь ис табор. И пришла на них победа Христа, Сына Божия, с небес от силы Божия».
Люди плакали потихоньку. И Дуня плакала, а Федосья ее за плечи держала, чтоб сердечко было в сестриной груди крепкое.
У есаула тоже голос взрыдывал, но глядел казак сурово, слез не ронял.
– «…Побито у них мурз и татар, янычар их, девяносто шесть тысящ, окроме мужика черного и охочих янычар. А нас всех казаков в осаде село в Азове только 7367 человек. А которые осталися мы, холопи государевы, и от осады тои, то все переранены, нет у нас человека целова ни единого, кой бы не пролил крови своея, в Азове сидячи, за имя Божие и за веру христианскую…»
Тут двери в церковь вдруг распахнулись и вошли царские приставы. Велели есаулу идти с ними.
Люди московские однако ж все встали и загородили есаула. Священник сказал:
– Не трогайте казака. В его писаниях правда об Азове. Сами послушайте, а есаул пусть повесть дочитает.
И приставы смирились, сели на лавки.
Дочитал-таки свою книгу есаул Федор.
– «А буде государь нас, холопай своих дальних, не пожалует, не велит у нас принять с рук наших Азова-города, заплакав, нам ево покинути! Поднимем мы, грешные, икону Предтечеву да и пойдем с ним, святом, где нам он велит. Атиамана своего пострижем у ево образа, тот у нас над нами будет игуменом. А есаула пострижем, тот у нас над нами будет строителем. А мы, бедные, хотя дряхлые все, а не отступим от ево Предтечева образа, помрем все тут до единова. Будет во веки славна лавра Предтечева».
Закончилась повесть. Замолчал есаул, московские люди тоже молчали. Спросил кто-то:
– Какая же тебе награда за повесть твою, Федор-есаул?
– Есть награда, – ответил казак. – С 21 февраля по указу велено поденного корма мне, есаулу, не давать.
Помолились все и пошли из церкви. Есаул с приставами. Больше казак повести своей не читал ни в церквях московских, ни на площади у храма Василия Блаженного. Потом слух был: великий государь указал есаулу Федору идти в Сибирь.
Посол-то султана турецкого Мустафа Челебей доехал до Москвы. Москва посла не томила, сказала туркам: «Возьмите Азов, казаки своровали город. У великого государя на службе казаков-своевольников нет и не было».
Полгода, небось, прошло. Сказывали странники: «Трое суток стоял турецкий флот перед руинами Азова-крепости. На четвертый день войска высадились на берег, построились, пошли на приступ. А город травой зарос, кузнечики звенят».
Богородицкая траваО казаках Москва повздыхала, но скоро явилась новая забота. Завлекательная.
Царевне Ирине Михайловне ловкий сват из немцев Петр Марселис нашел жениха в Датском королевстве. Вольдемар Христианусович мало того, что принц датский, он еще граф Шлезвиг-Голштинский. А это уже немецкая земля. Быть в родстве с немецкими королями, с датскими для русской царевны пристойно и пригоже.
Сначала для постоя принца царь указал дом думного дьяка Грамотина. Со двора навоз вывезли, щепу подсобрали. Но, подумавши, царь Михаил Федорович повелел обновить запустелый кремлевский двор царя Бориса.
Соковнину и его Приказу каменных дел великая честь государю порадеть, но хоромы пришлось строить деревянные, в три яруса, с переходами в царский дворец. И особо мыленку, чтоб иноземных бань превосходнее.
Прокопий Федорович ежедневно был при деле, а семейство его на лето переехало в имение.
Дорога не ахти какая дальняя, но жара, пыль. Федосью и Дуню разморило, в имении, однако, хозяев ждали. Полы были вымыты ключевой водой. От полов речкой пахнет. Дорожа прохладой, постелено тоже на полу. Нянюшки Федосью и Дуню раздели. Отдыхайте нам на радость.
Девицы легли. Простыни ласковые, в доме запах такой хороший, будто все грехи унесло, и с тела и те, что душу тяжелят. Смежи глаза – тотчас и полетишь.
– Это сон-трава? – спросила Дуня о запахе.
Ответила нянька:
– Богородицкая. Ее зовут еще неувяда, живучка, чабрец.
– А почему богородская?
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Comments