Екатерина Медичи - Владимир Москалев Страница 3

— Против этого нет возражений, — сказал Ла Ну. — Но если посмотреть на восток? Что как Елизавета в сговоре с германским императором? Ему ведь тоже ох как охота откусить от Франции лакомый кусок, тем паче, что с турками у него нынче перемирие и они уже не нападут на него с юга.

— С Елизаветой нет, но с Филиппом возможно, — произнес Колиньи, до того молчавший. — Старая лиса умна. Умнее нас с вами, — возвысил он голос и заходил по комнате. — Она не зря послала Монлижа в Пьемонт. Обнаружив его там, Альба спокойно прошел мимо на Савойю. Впереди — Франшконте и Лотарингия. Тут ждал от него сигнала — повторяю, мы только допускаем это — император Максимилиан. Не дождавшись условного сигнала, но увидя войско испанцев, он растерялся. Альба объяснил ему, что в Пьемонте их ждала засада. Теперь они решают действовать сообща, но что же происходит дальше? На границе Трех Епископств они вновь встречают французские войска. Теперь им ясно, что вторгнуться, безнаказанно не удастся. Император отступает, а Альба спокойно продолжает свой путь на Брюссель. И у самых границ Пикардии натыкается на войско, стерегущее границу. Ему становится все понятно.

— Что же именно? — спросил Д'Андело.

— А вы не догадываетесь? Его план, или, вернее, его маршрут, стал известен Екатерине, и она приняла свои меры предосторожности. Да, этой флорентийке не откажешь в уме.

— Она стережет границы своего государства, — заметил Ларошфуко.

— Да, но что она будет делать с этими швейцарцами в Пикардии теперь, когда стало ясно, что ни о каком вторжении нет и речи? Распустит по домам, заплатив за работу, которую они не сделали?

— Хитрая лиса имела двойную цель, — произнес Д'Андело. — Не выйдет там, так выйдет здесь.

— Что вы имеете в виду, брат? — спросил Колиньи.

— Это же очень просто, — ответил, горячась, Д'Андело. — Если они не выполнили одну миссию, значит, выполнят другую, которую она заранее запланировала.

В зале повисла тишина. Все молчали, пытаясь постичь смысл сказанного Д'Андело. Первым не выдержал Конде.

— Да говорите же яснее, черт вас возьми! — воскликнул он, хлопнув ладонью по столу. — Что это за вторая миссия?

— Та, о которой я говорил с самого начала, принц, — уже более спокойно заговорил Д'Андело. — Она направит этих швейцарцев против гугенотов. Против нас с вами! Да она уже это сделала! Честное слово, я не удивлюсь, если окажется, что в данный момент они двигаются по направлению к Парижу.

— А поскольку королева с сыном отправилась в ту сторону… — начал Ла Ну и замолчал.

— …то она намеревается встретиться с ними! — закончил за него Колиньи.

— Так или иначе, — вновь закипятился Д'Андело, — но это предлог, чтобы взяться за оружие! Другого такого случая может не представиться. Вспомните Байонну!

— Мы забыли еще про одно обстоятельство, — проговорил Конде. — Старуха может развернуть своих швейцарцев в помощь Альбе. Разве они не старые друзья? Вспомните их теплую встречу в Байонне!

— И тогда они совместными усилиями истребят всех фламандских протестантов, — поддержал его адмирал. — Так неужто мы допустим, чтобы они там безнаказанно убивали наших братьев во славу своих проклятых икон!

— Как бы там ни было, надлежит помешать соединению королевы с отрядом швейцарцев. Она — голова, и если ее отрубить, чудовище перестанет изрыгать пламя.

— Вы предлагаете… убить королеву? — нахмурился Ла Ну.

— И короля! — воскликнул Д'Андело.

— Нет, — ответил Ларошфуко, — достаточно будет взять их в плен. Окажись в наших руках такие заложники, мы сможем диктовать любые условия.

— Кому?

— Кардиналу Лотарингскому, оставшемуся в Париже вместо нее.

Д'Андело вскочил с места:

— Его тоже надо убить!

Адмирал покосился на брата:

— С вашей легкой руки следует убить всех. Но располагаем ли мы для этого достаточными силами? Или вы думаете, что стоит нашему войску подойти к стенам Парижа, как коннетабль тут же любезно откроет ворота? А нас с вами проводит на улицу Катр-Фис, укажет особняк Гизов и посоветует, каким способом лучше всего зарезать кардинала?

— Что вы предлагаете, адмирал? — спросил Конде. — Говорите скорее, видит Бог, нам нельзя терять времени и ждать, пока нам начнут рубить головы, как курам на скотном дворе.

— Надо брать в плен короля и его мать, — сказал, будто отрезал, Колиньи.

— А кардинала? — вопросительно уставился на него брат.

— Потом и его.

— А коннетабля?

— Там видно будет. Во всяком случае, с ним всегда можно договориться, не то, что с Гизами, которые сами рвутся к власти.

— Итак, это окончательное решение? — Конде оглядел всех присутствующих.

Все единодушно выразили свое согласие за исключением Ларошфуко, советовавшего не торопиться и всего лишь покинуть Париж.

— Решено! — объявил Конде. — Сколько человек вы сможете привести с собой, адмирал?

— Шестьсот пехотинцев и двести всадников ждут моего сигнала близ Пуасси.

— Вы, Д'Андело?

— Триста аркебузиров и пятьдесят всадников.

— Ларошфуко?

— Двести пехотинцев и триста всадников.

— Ла Ну?

— Пятьсот на сто.

— Вместе с моими людьми, — подытожил принц Конде, — это составит армию в две тысячи пятьсот пеших солдат и тысячу восемьсот всадников. Достаточно, если учесть неожиданность нападения, и немного, если к королеве прибудет подкрепление.

— Мы забыли о Лесдигьере, — вспомнил Ла Ну. — В случае выступления он обещал нам двести солдат и сотню всадников, — испытанных в боях воинов. Он разместил их в Бове, они ждут только его сигнала.

— Лесдигьер? — недоверчиво протянул Ларошфуко. — Да ведь он стал католиком. Берегитесь, Ла Ну, не ловушку ли он готовит нам?

Ла Ну в сердцах обрушил на стол тяжелый кулак:

— Не след вам порочить капитана Лесдигьера, Ларошфуко! Он один из самых преданных наших людей, и я доверяю ему как самому себе.

— Я согласен с Ла Ну, — заявил Конде. — Знаю Лесдигьера и могу ручаться за него. Что касается его нового вероисповедания, то это вынужденный шаг. Да, он принял мессу, но в душе остался гугенотом, а нам весьма полезно будет иметь такого человека в стане врага. Он умен, и вряд ли кто заподозрит его в неискренности.

— Что же заставило его поклоняться иконам и мощам? — уже мягче спросил Ларошфуко.

— По этому поводу он лично беседовал со мной и адмиралом, для чего приезжал в Ла Рошель. Они заставили его, насели на него всем скопом: король, принцы, их мать, священники, дворяне и даже сам кардинал Карл. Случилось это после памятной дуэли в Турнельском замке. Он нужен им, этот человек! Королева поклялась ему в вечной дружбе, король назвал его братом, кардинал даже посулил ему графство где-то в Шампани. Судите сами, мог ли Лесдигьер отказаться и этим сразу же навлечь на себя немилость всего двора?