Карфаген должен быть разрушен - Александр Немировский Страница 3

— Что же будет дальше? — воскликнул Деметрий. — Я уже не мальчик, а Антиох, кажется, не торопится заменить меня в Риме своим сыном Антиохом.

— Путь в Антиохию не прост, — проговорил Диодор сокрушенно. — Короны не падают с неба. Персею пришлось убить младшего брата, стоявшего на пути к трону. По нынешним временам вряд ли такой путь приемлем. Все равно царей утверждает Рим. Остается доказать сенаторам, что Антиох — не тот человек, которому можно доверять. Он уже однажды против их воли пошел войной на Египет. Его поставили на место. Что он замышляет теперь? Проникнуть бы в его тайные планы и раскрыть их ромеям…

— Разумно! — согласился Деметрий. — Но как это сделать, находясь в Риме…

— Вот именно! — воскликнул Диодор, радуясь, что подвел Деметрия к давно уже принятому им самим решению. — Может быть, мне стоит оставить на некоторое время тебя в Риме одного и попытаться подготовить твое возвращение в Антиохию?

— Что ты имеешь в виду? — спросил Деметрий.

— На месте виднее. В Сирии немало людей, которые ненавидят твоего дядюшку и особенно Лисия. Неплохо бы также заручиться поддержкой Лаодики. Ее любят в Антиохии, и ее помощь была бы неоценимой.

— Ну тогда скорее в путь! Сколько дней тебе нужно, чтобы собраться?

— Не спеши, — ответил Диодор. — Надо сначала узнать о судьбе Персея и мальчиков, чтобы прийти к Лаодике не с пустыми руками, даже если на это уйдет год-другой.

Триумфатор сошел с колесницы и кивком указал ликторам на Гая. Они сняли мальчика и передали его подбежавшему Публию. Он должен отвести Гая домой. Эмилия Павла окружили жрецы и сенаторы, и процессия стала медленно подниматься по ступеням Капитолийского храма.

Триста пятьдесят лет прошло с тех пор, как он воздвигнут этрусскими царями и вскоре освящен римскими консулами. По этим ступеням шествовала сама история: не было ни одной сколько-нибудь значительной победы, в честь которой здесь ни приносили жертв. Сначала побеждали врагов где-то рядом, потом за сотни миль, на краю Италии, а затем так далеко, что весть о победе отставала от нее на недели и месяцы. Но все равно Юпитер получал положенное.

Храм оставался таким, как и триста пятьдесят лет назад. Ни один камень не сдвинут с места. Ни одна черепица не заменена на кровле. Жрецы приносят жертвы тем же богам. И хотя римские боги из обожженной глины, от них больше прока, чем от мраморных и золотых идолов Востока.

Остановившись перед обнаженной статуей Юпитера, Павел снял с себя тяжелую пурпурную мантию. Двое жрецов подхватили ее и тотчас накрыли глиняное тело. Одновременно другой жрец возложил на голову бога золотой венок, который несли за триумфатором. Служитель в это время смывал с триумфатора священный грим.

Теперь Эмилий Павел похож на самого себя. Нездоровая желтизна лица. Лоб в сети морщинок. Дряблая кожа стареющего человека. Подергивающаяся бровь.

Пока возвращали богу его одеяние, с капитолийской площади убрали коней и колесницу, очистив место для быков.

Появление на ступенях храма Эмилия Павла было сигналом для заключительной части триумфа. Флейтисты вскинули сдвоенные флейты, капитолийская площадь заполнилась звуками печального фригийского лада. Двое юношей подвели к алтарю первого быка. Младший жрец провозгласил:

— Жертвенное животное готово.

— Действуй! — ответил старший жрец.

Юноши взялись за рога и приподняли голову животного, обнажив шею с жирными складками. Блеснул жертвенный нож.

Внезапно бык заревел и мотнул головой. В этом движении была такая сила, что юноши отлетели в стороны. Животное медленно пятилось. Никто не пытался его удержать. Это запрещалось священными законами.

Лицо Павла стало белее мела. Юпитер отверг жертву. В тот день, когда на Марсовом поле решалось, быть или не быть триумфу, от внезапного приступа умер младший сын: «Значит, Юпитеру мало одной кары».

Почувствовав прикосновение чьей-то руки, триумфатор оглянулся и увидел Катона. Конечно, только Катон мог себе позволить приблизиться к нему в этот торжественный и страшный миг.

— Мы с тобой старики, — начал Катон внушительно. — Многое видели, многое испытали. Разве нас может сломить какая-то случайность?

Павел вздрогнул.

— Но Юпитер не захотел принять жертву. В тот день, когда я обратился к богам с мольбой лучше покарать меня, чем республику, от внезапного приступа умер мой младший сын. А теперь Юпитер снова показал, что гнев его не утих. Может быть, ему неугоден мой второй брак?

Катон замахал руками:

— Что ты придумываешь? Ведь и у меня вторая жена! И у многих…

— В чем же тогда я провинился? Разве я не отблагодарил Юпитера за победу над Персеем? Может быть, мало пожертвовал Сатурну? Или что-нибудь утаил из добычи? Ты знаешь, что я ничего не взял себе, кроме книг царской библиотеки. И то для сыновей!

— Успокойся! — проговорил Катон строго. — Жертвоприношение надо продолжать.

Катон отошел в сторону, и его грузная фигура скрылась за колонной.

Павел подал знак. И юноши подвели к алтарю второго быка.

— Жертвенное животное готово!

— Действуй!

И вот уже вместо красавца быка громоздится окровавленная туша. Опустившись на колени, жрецы копошились во внутренностях.

Краем тоги Павел стер со лба пот. На белой материи обозначился кровавый след. Что это? Новое знамение! Растерянный и напуганный, он принял остатки грима за кровь.

Внезапно послышался детский плач. Резко обернувшись, он увидел Публия с плачущим Гаем на руках.

— Почему вы вернулись? — спросил отец. — Почему Гай плачет?

— Потому что маленький, — ответил Публий неуверенно.

— Нет! Нет! — всхлипывал ребенок. — Дети Персея такие же, как мы…

Павел от удивления потерял дар речи. Эта мысль не приходила ему в голову. «А если Юпитеру неугодна казнь Персея?»

— Не плачь! — произнес он решительно. — Дети и их недостойный отец останутся живы.

Личико ребенка просияло.

Проводив сыновей, Павел вновь поднялся на ступени храма. Туши принесенных в жертву быков уже заняли половину капитолийской площади.

«Ничего не случилось, — думал Павел, отгоняя тревогу. — Юпитеру неугодна казнь. Ну и пусть живет трус, не сумевший избавить себя от позора».

Приближаясь к Бычьему рынку, без труда можно понять, что за торг там идет. Владельцы четвероногих не имели привычки расхваливать свой товар, да и покупатели, неторопливо осматривая и ощупывая животных, не спорили из-за каждого асса.

Шум, выкрики, свист бичей, плач, вопли дали знать, что на продажу вывели двуногих. Цены на них скакали в зависимости от войн, которые вели римляне за пределами полуострова. Каждая из побед выбрасывала на Бычий рынок тысячи новых невольников, одновременно снижая на них цену.