Правда об Иване Грозном - Наталья Пронина Страница 3

Ведь подобно тому, как в начале ХХ века либеральная критика отечественной истории плавно перешла в критику советскую, точно так же уже на наших глазах советская историческая наука, в одночасье позабыв весь свой марксизм-ленинизм, с не меньшей легкостью трансформировалась в самую непримиримую демократическую критику. К известному еще со времен революционеров-демократов жупелу «Россия – тюрьма народов» лишь добавили новый: «СССР– тюрьма народов». В остальном же все мнения снова теснейшим образом совпали.

Скажем, плодовитый и благополучный советский (в прошлом) историк Р.Г Скрынников опубликовал в 1993—1994 гг. сразу две книги: «Иван Грозный» и «Царство террора», где опять и опять, на основе искусно подобранных фактов, показывает борьбу Грозного… против особо неугодных лично ему княжат и бояр, против централизации, именно на подрыв (а не на укрепление) которой сработало, по мнению Скрынникова, введение опричнины. Таким образом наиболее бескомпромиссного борца за величие, мощь, целостность и безопасность страны исследователь вновь представляет читателю отъявленным негодяем, а саму Россию – царством слепо повинующихся власти холопов…

Естественно, столь одиозное мнение о Грозном, господствующее в официальной исторической науке уже не одно столетие, наложило свою тяжелую печать и на российскую беллетристику, по сей день идущую за ней едва ли не след в след, о чем ярко свидетельствует маленькая (карманного размера) книжица известного писателя Эдварда Радзинского «Мучитель и тень», вышедшая в 1999 году. А потому факту этому не стоило бы, пожалуй, даже удивляться, если бы… Если бы не личность автора.

Историк по образованию, драматург, публицист, телеведущий. Своего рода писатель и артист в одном лице, владеющий не только даром художественного слова, но и умением произнести это слово. Способный заворожить, приковать к своим историческим миниатюрам внимание поистине многомиллионной аудитории телезрителей. Казалось, от такого «мастера» можно было бы ожидать все-таки нечто большее, чем заурядное повторение известного, не раз уже сказанного другими Но… к сожалению, при первом же знакомстве с текстом стало ясно, что автор ни на йоту не отступил от вышеизложенной и по тем или иным причинам общепринятой точки зрения, лишь щедро сдобрив свое повествование откровенным смакованием «ужасов эпохи Грозного». В целом же там рисуется привычная картина «страны поголовного рабства» и не менее привычный образ ее кровожадного царя-«мучителя». Грозному автор противопоставляет его так называемую «тень», его антипод —Дмитрия Самозванца, через 19 лет после смерти царя захватившего московский престол и намеревавшегося (по мнению автора) дать народу-рабу волю, но этим же народом убитого, ибо, как считает г-н Радзинский, закоснело-холопские «взгляды общества даже Смута не переменила». Концепция, явно не отличающаяся ни свежестью, ни глубиной психологического проникновения.

Поспешной поверхностностью грешит не только общий замысел книги, но и сам ее текст, являющийся, по всей вероятности, всего лишь дословным воспроизведением текста одноименной телепередачи Э. Радзинского. Текста, несомненно, занимательного, театрально-эффектного, но который автор даже не потрудился хорошенько выверить (о чем говорят имеющиеся в тексте досадные опечатки и смысловые оговорки), снабдить хотя бы минимальным научно-справочным аппаратом, так и отправил в набор с легким сердцем (и легкой улыбкой?)… Впрочем, памятуя популярный (а следовательно, как бы ни к чему не обязывающий) характер изложения, вполне можно было бы понять и отчасти простить автору сию небрежность: мол, и впрямь, зачем обыкновенному рядовому читателю какие-то научные сноски? Но… за небрежностью этой г-на литератора к собственному тексту явственно проступает и его небрежность к тому, о чем он пишет, а это, как говорится, уже гораздо более серьезно.

Например, Эдвард Радзинский на странице 22 «ничтоже сумняшеся» сообщает, что «кровавая история татарского ига» на Руси закончилась… «великим стоянием на реке Калке»(?!!). Очевидно, для автора не существует никакой особенной разницы между двумя совершенно полярными событиями из нашей истории, к тому же разделенными двумя с лишним столетиями. А ведь именно в этот отрезок времени, точнее, тяжкого безвременья для русской земли – от трагического поражения на реке Калке в 1223 г. объединенной русско-половецкой рати, ставшего горестным прологом к последующему завоеванию Руси ордами Батыя, и до победного «стояния на Угре» в 1480-м, когда власти этих завоевателей пришел позорный конец, – именно в этот позабытый автором период сформировались почти все те проблемы, которые потом так настойчиво пытался решать (и решал) Иван Грозный, равно как пытались решать их его отец и дед и многие другие русские государи. Возможно, потому и «темна» для Э. Радзинского (по его собственному выражению) «история московских правителей – безликих теней, тускло отраженных в летописях» .

Указанная оплошность, случайна она или не случайна, свидетельствует именно об этом. Книжная страничка – не призрачный блеск телеэкрана, она освобождает слово от маски лицедейства, помимо воли автора обнажая его подлинные мысли, то, что хотелось бы ему оставить «за кадром», с изощренной жестокостью высвечивая одни факты и легко, с младенчески-невинной усмешкой «забывая» другие.

А потому, ни в коей мере не стремясь спорить с автором (зачем, ежели сам Эдвард Радзинский твердо убежден, что по традиции русская полемика – «это спор глухих, каждый пишет только о том, что его интересует, старательно не отвечая на конкретные вопросы и доводы оппонента» ), мы всего лишь попытаемся именно конкретными историческими фактами дополнить и уточнить его беглую «историческую зарисовку», предоставляя уже самому читателю сделать окончательные выводы.

Причем в ходе этой работы мы будем стремиться, (в отличие от г-на Радзинского) брать за основу не сочинения преимущественно иностранных мемуаристов, которые очень часто дают намеренно предвзятое представление о России. Главное, мы попытаемся учесть тот широчайший спектр внутренних и внешнеполитических проблем государственного бытия нашего Отечества, среди которых суждено было родиться и жить, над коими думать и принимать решения первому русскому царю. И, уже именно с этих позиций – с позиций реальных исторических условий, с позиций национальных интересов страны – оценивая действия монарха, тем самым хоть на сотую долю приблизиться вместе с читателем к пониманию, кем же был для России царь Иван Васильевич Грозный – великим государем или лишь «мучителем»?..

Но такая задача потребует обращения не только к эпохе Грозного. Чтобы действительно понять истоки личности Ивана IV, как и реальные мотивы поступков этого человека, ныне кажущихся «необъяснимо жестокими», нам с вами, дорогой, терпеливый читатель, придется всмотреться и во времена, предшествовавшие его появлению на свет, и в то, что случилось в России уже после его кончины. Нам придется вспомнить и отдаленных предков царя – великих наследников Владимира Святого, и одновременно сквозь незримую грань столетий заглянуть в глаза его ближайших родственников, его отца и матери, дядей и братьев, его жен и сыновей. Необходимо нам будет шаг за шагом проследить также собственные действия Грозного на русском престоле. Действия его сподвижников и, конечно, его врагов – врагов внешних и внутренних, среди коих пройдут пред читателем такие известные исторические особы, как Андрей Курбский, Стефан Баторий, Антонио Поссевино.