Как Черчилль развязал Вторую Мировую. Главный виновник войны - Александр Усовский Страница 3

Германские коммунисты предлагали сделать, «как в России». Социалисты — «как во Франции». И только нацисты — «как в Германии».

Гитлер отнюдь не был создателем идеологии национал-социализма. Ее и не нужно было создавать — она возникла в тысячах умов по всей Германии как ответная реакция на франко-бельгийскую оккупацию Саара и Рура, на вопиющее, вызывающее богатство, нажитое еврейской буржуазией и выставляемое сегодня напоказ, на грабительские условия Версальского мира.

Не был Гитлер и идеологом расового превосходства германского народа — на то были Фихте («германский народ избран Провидением, дабы занять высшее место в истории Вселенной»), Гегель («немцы ведут остальной мир к славным вершинам принудительной культуры»), Ницше («сверхчеловек стоит выше обычного контроля») и прочие Большие Умы. Да и «Общество Туле» возникло не в Веймарской Германии, а было создано еще при кайзере…

Кроме национал-социализма, в Германии в начале двадцатых годов был еще и национал-большевизм, была коммунистическая доктрина (достаточно влиятельная, надо отметить). Идей хватало! Не хватало только хлеба и работы…

Исторический факт — именно национал-социализм попал в резонанс общему настроению самой пассионарной части немецкого народа — отчаявшихся и готовых на все ветеранов, молодежь, воспитанную в русле «великогерманской идеи», мелких лавочников, ущемленных экономически более могущественным еврейским капиталом, промышленных рабочих, за свой квалифицированный труд получавших гроши.

В принципе, если говорить умными словами, национал-социализм как общественно-политическое течение появился вследствие тяжелого кризиса традиционного для большинства немецкого народа консервативного типа сознания, вызванного крахом кайзеровской империи и структурными реформами всей общественно-экономической жизни Германии, отразившимися на судьбе как народа, так и немецкой элиты.

Большая часть этой элиты (экономическая) предала, в глазах населения, Германию, эволюционировала в сторону навязанного Антантой немцам либерализма. Отказалась от второстепенного в своем положении (в нашем случае — от «национального духа» и присущих ему поведенческих мотиваций) во имя сохранения главного — устойчивого получения барышей и незыблемости прав собственности. Для этой группы элиты либеральные ценности (уж какие они были) пришли на смену ценностям эпохи кайзера Вильгельма. Национальная принадлежность этой части элиты опять же предоставляла широкое поле для антисемитизма — большинство ее деятелей были ненемецкой национальности.

Другая же группа (в основном из интеллектуальной элиты, иначе говоря, босяки с университетскими дипломами), наоборот, резко ушла вправо. Как сегодня принято говорить, к правому радикализму, а вернее, к тоталитарной идеологии с ярко-выраженной националистической окраской.

Не имея поддержки экономической элиты, устойчиво принявшей условия постверсальского мира, эта «интеллектуальная элита» без гроша за душой начала резко менять социальную базу, стремясь опереться на как можно более широкий спектр сил, «на народ», как сказали бы большевики. Для этого они перехватывают у левых их популярные и броские лозунги.

В 1918–1919 годах в Германии происходит именно такой процесс, возникают первые группировки и организации, постепенно вырабатывавшие платформу «консервативной революции». Главным в идеях «консервативных революционеров» и порожденного ими «национально-революционного движения» была задача перечеркнуть позор Версальского договора и навязанного Германии «демократического» режима Веймарской республики, восстановить могущество и военный потенциал страны. Вместо неспособного к выполнению этой задачи «слабосильного» государственного аппарата Веймарской республики во главе страны должна была стать сильная военно-политическая элита. Чрезвычайно важной была также идея цезаризма и фюрерства. Свою ненависть к «Веймарскому позору» адепты нового течения распространяли на всю цивилизацию Запада.

Для теоретиков «раннего» национал-социализма были весьма характерны этатизм (форма общественного устройства, при которой государству принадлежат важнейшие функции) и вытекающий из него высокий уровень государственного патернализма. «Национал-революционеры» выступали за социализацию средств производства и за принцип «народной сообщности» в экономике.

Если отрешиться от идеологических догм, то можно сделать один очень простой вывод: «пивной» путч нацистов 1923 года в Мюнхене — первая попытка реставрации немецкой власти на немецкой земле, предпринятая новой политической силой, опирающейся на новую идеологию.

Применительно к Баварии ноября 1923 года это был по своей сути срыв монархического заговора, во главе которого стояли тогдашние правители этой земли (премьер фон Кар, главнокомандующий фон Лоссов и начальник полиции Зейссер).

Монархические традиции были сильны в крестьянской, в своем подавляющем большинстве, Баварии, и кандидатура фельдмаршала принца Рупрехта всерьез рассматривалась тамошним истеблишментом на «должность» короля. Ведь Виттельсбахи уступили власть республике всего пять лет назад, и эта республика, объявленная Эйснером 8 ноября 1918 года, у большинства народа доверием не пользовалась.

Но монархический переворот означал отделение Баварии от Германии, возвращение к добисмарковским временам. Гитлер со своими национал-социалистами «перешел дорогу» монархистам, сорвал сепаратистский заговор и предпринял попытку самостоятельного захвата власти. Она провалилась (да и не могла не провалиться) — но резонанс от нее прошел по всей стране.

Отныне немецкий народ получил идею, которая через десять лет станет государственной идеологией.

Кроме того, существовала еще одна немаловажная деталь, способствующая развитию идей национал-социализма среди населения Германии.

Концепция германского «национального социального государства» получала могучую информационную подпитку из Советской России. В то время, когда Западная Европа все никак не могла выбраться из идеологических тенет Первой мировой, Россия, проигравшая свою войну, постаралась об этом как можно быстрее забыть. Вместо пессимистического восприятия мира (что, в общем-то, нормально для проигравшей войну нации) советскому народу было предложено участие в великом социальном эксперименте. Целью этого эксперимента было сделать страну самой образованной (при 90 %-ной неграмотности), самой промышленно развитой (при всеобщей разрухе начала двадцатых), самой боеготовой (при оснащенности РККА боевой техникой на уровне едва ли не начала века). И успехи СССР на этом пути (пусть зачастую значительно приукрашенные, но все же успехи) давали повод немецким национал-социалистам утверждать о безусловном успехе предлагаемого ими «национального социального государства».

«Исключение из народного хозяйства спекулятивного банковского капитала», «национальное производство в национальных интересах» — эти лозунги были одинаково доступны и воспринимаемы и мелкими лавочниками, и промышленными рабочими. Ну а уж «превосходство арийской расы» над всеми прочими вообще проходило вне конкуренции под бурные, продолжительные аплодисменты. Приятно, черт возьми, почувствовать себя частью «расы господ»!