Если завтра в поход... - Владимир Невежин Страница 3

В данной связи следует напомнить, что идеологи большевизма, прежде всего В.И. Ленин, вкладывали свой особый смысл в определение сущности наступательной войны. Ленин считал, что к пониманию войн нельзя подходить «с общим шаблоном». «Войны вещь архипестрая, разнообразная, сложная» – это ленинское определение относится к январю 1917 г., когда большевики еще не захватили власть в России. Один из главных типов войн, как представлял Ленин, вытекал из взаимоотношений между «угнетенной» и «угнетающей» нациями. Для него являлось аксиомой утверждение немецкого военного теоретика К. Клаузевица, что «всякая война есть продолжение политики». «Политика есть отношение между нациями, классами и пр.», – разъяснял Ленин, выводя из этого «общее правило»: война законна со стороны угнетенной нации, будь она оборонительной или наступательной в военном смысле. [14]

После появления в 1917 г. на карте мира Советского государства и создания Коммунистического Интернационала (1919 г.), который превратился в «штаб мировой революции», большевистское руководство оказалось охваченным своеобразной эйфорией. Оно слепо уверовало в возможность ускорения с помощью военных акций «советизации» соседних стран.

Одной из неудавшихся попыток осуществления на практике этого замысла явилась советско-польская война 1920 г. Хотя Красная Армия потерпела в ней поражение, для Ленина и его ближайшего окружения, а также для руководства Коминтерна стала аксиомой неизбежность накопления Советским государством достаточных сил для перехода от пассивной обороны к наступлению на капиталистический мир с целью уничтожения последнего. В том, что такой момент обязательно наступит, они не сомневались. В Политическом отчете ЦК РКП(б) на IX Всероссийской партконференции 22 сентября 1920 г. Ленин уверял: «Основная политика наша осталась та же. Мы пользуемся всякой возможностью перейти от обороны к наступлению». В перспективе предстоит, разъяснял Ленин своим сторонникам, еще неоднократно менять оборонительную политику на наступательную, пока все капиталисты не будут разбиты «до конца».

Формулируя перспективную задачу Советского государства в заключительном слове в ходе прений по Политическому отчету ЦК, он подчеркивал: «…мы (большевики – В.Н.) действительно идем в международном масштабе от полуреволюции, от неудачной вылазки к тому, чтобы просчета не было, и мы на этом будем учиться наступательной войне».

Подобного рода переход, начало нового периода «всемирной политики» Советского государства, согласно ленинскому предсказанию, суждено было отметить будущим историкам. [15]

На VIII Всероссийском съезде Советов (23 декабря 1920 г.) Ленин счел необходимым напомнить «о постоянно грозящей… опасности, которая не прекратится, пока существует мировой империализм». Говорить о том, что большевики «должны вести войну только оборонительную», это, по его мнению, означало «повторять старые, давно потерявшие смысл фразы мелкобуржуазного пацифизма». Имея в виду большевистское руководство, он прямо заявил: «Если бы мы перед… постоянно враждебными нам силами должны были дать зарок… что мы никогда не приступим к известным действиям, которые в военностратегическом отношении могут оказаться наступательными, то мы были бы не только глупцами, но и преступниками». [16]

Ленинская идея о необходимости перехода «от обороны к наступлению» соответствующим образом интерпретировалась идеологами большевистской партии, деятелями Коммунистического Интернационала, видными полководцами. Так, Н.И. Бухарин в своей статье «О наступательной тактике» (1920 г.) подчеркивал: «Мы живем на переломе, на грани между пролетарской обороной и пролетарским нападением (курсив мой. – В.Н.) на капиталистические твердыни». [17]При активном участии большевика-ленинца М.В. Фрунзе была сформулирована доктрина революционной наступательной войны, призванная обеспечить победу мировой революции. [18]

И хотя в 1921-1923 гг., в условиях относительной стабилизации в Европе большевистское руководство попыталось сформулировать новую политическую концепцию, суть которой заключалась в отказе от военного варианта распространения мировой революции, предпочтения мирному пути отдано не было и полного отказа от революционных лозунгов не произошло. Переживаемый период был определен как временный, в течение которого следовало готовиться к новому вооруженному столкновению. [19]

Таким образом, Ленин и большевистское руководство трактовали наступательную войну с классовых позиций, сосредоточивая внимание на том, что в перспективе неизбежно вооруженное столкновение с «капиталистическим окружением», которое могло начаться не только с нападения врага, но, при благоприятных условиях, и по инициативе СССР.

Проблема пропагандистского обеспечения процесса идеологической подготовки СССР к войне не была обойдена вниманием в советской историографии. Однако до начала 1990-х гг. определяющим фактором, оказывавшим решающее влияние на содержание публиковавшихся по этой проблеме документальных материалов и на характер конкретно-исторических исследований по ней, было неограниченное политико-идеологическое господство правящей Коммунистической партии. Имелась и своя специфика, связанная с эволюцией правящего политического режима во второй половине 1930-х – 1980-х гг., которая во многом определялась деятельностью его лидеров – Сталина, Н.С. Хрущева, Л.И. Брежнева, М.С. Горбачева.

Изучение событий кануна и хода войны СССР против Германии 1941-1945 гг. в советской историографии имеет собственную периодизацию: первый этап – с конца 1940-х до середины 1950-х гг.; второй – с 1956-го до середины 1960-х гг.; третий – с 1965 по 1985 г.; четвертый – со второй половины 1980-х до 1991 г. Данная периодизация детально обоснована в обобщающих исследованиях историографического характера. [20]Поскольку проблема идеологической подготовки Советского Союза к войне и роли в этом процессе большевистской пропаганды является одной из составляющих проблематики событий предвоенных лет, целесообразно использовать предложенную периодизацию.