Военные тайны Лубянки - Александр Витковский Страница 3

Цитата, как говорится, не требует комментариев.

Достоверные сведения поступали и из других зарубежных резидентур советской разведки.

Сообщение резидента НКГБ в Риме о сроках нападения Германии на Советский Союз.

«На встрече 19 июня 1941 г. «Гау» передал сведения, полученные им от «Дарьи» и «Марты»:

Вчера в МИД Италии пришла телеграмма итальянского посла в Берлине, в которой тот сообщает, что высшее военное немецкое командование информировало его о начале военных действий Германии против СССР между 20 и 25 июня сего года».

От трех независимых источников германского посольства в Токио детали плана «Барбаросса» узнал Рихард Зорге. Секретами особой важности с ним делились военный атташе посольства, берлинский спецэмиссар, который прибыл в Японию, чтобы проинформировать посла о политических причинах будущей войны, и высокопоставленный немецкий офицер, сообщивший дату начала боевых действий. Но и эти сведения были проигнорированы Кремлем. Кроме маниакальной подозрительности, у Сталина имелась и особо веская причина не доверять Зорге. Вербовщик этого выдающегося разведчика — Ян Берзин — был расстрелян в 1938 году как троцкист, и черная тень падала на всю завербованную и подготовленную им агентуру. К тому же появилась информация о том, что Зорге поддерживает контакты с офицером безопасности германского посольства в Токио…и может быть немецким осведомителем. В Москве арестовывают и высылают в сибирские лагеря жену Рихарда, где она и погибает. Только нападение Германии на СССР в указанный Зорге срок рассеяло подозрительность в отношении к закордонному источнику. В начале октября 1941 года его сообщение об отказе Японии начать войну против Советского Союза было воспринято с абсолютным доверием. Именно это позволило снять с Дальнего Востока и направить под Москву хорошо укомплектованные, имеющие боевой опыт сибирские дивизии.

Впрочем, иногда подозрительность Сталина к закордонной агентуре имела свои положительные стороны. Спецслужбы фашистской Германии предпринимали активные шаги по дезинформации советского руководства. На связи у резидента НКГБ в Берлине Амаяка Кобулова находился агент «Лицеист», которого чекисты считали проверенным и ценным источником информации. Его сообщения военно-политического характера регулярно направлялись Сталину и Молотову. И лишь после окончания войны было установлено, что «Лицеист» являлся информатором гестапо, через которого наряду с небольшой примесью правдивых сведений продвигался в СССР большой объем дезинформационных материалов по важнейшим военно-политическим вопросам.

О возможности нападения Германии на СССР знала и английская разведка. Еще в августе 1940 года через своего чешского конфидента «А-54» ей стало известно, что нацисты комплектуют свои восточные дивизии «специалистами по России». В ноябре от агента из Хельсинки англичане узнали, что нападение на СССР должно произойти весной 1941 года.

В январе 1941 года от своих секретных источников в Берлине аналогичные сообщения были получены и Вашингтоном. Но только 1 марта эти сведения решили довести до советского посла в США. Чуть раньше посол Великобритании в Москве Стаффорд Крипе ознакомил с аналогичной информацией Кремль, а 28 февраля провел неофициальную пресс-конференцию, где высказал мнение о нападении Германии на СССР уже в конце июня.

Важная информация поступала в Кремль в результата перехвата и расшифровки посольской переписки иностранных диппредставительств, в том числе дипломатической почты стран фашистской оси и ее сателлитов.

Телеграмма турецкого посла в Москве Хайдара Актая министерству иностранных дел Турции. 26 марта 1941 года:

«Судя по заслуживающему внимания донесению, которое шведский посланник в Берлине послал своему правительству и копию которого мне удалось получить… учитывая быстрые темпы подготовки Советской Армии, немцы считают, что акция против России стала настоятельной необходимостью. Этим и объясняется значительное усиление германских войск, находящихся на русской границе. Окончательно установлено, что за последние две — три недели на русской границе производится значительная концентрация войск.

…Политические круги Берлина полагают, что нападение на Россию будет произведено сухопутными силами… Для этого нападения готовятся три армейские группы: Варшавская группа под командованием маршала фон Бока, Кенигсбергская группа под командованием маршала фон Рундштедта, Краковская группа под командованием маршала фон Лееба. Для обеспечения быстрой победы над советскими армиями будет применен план молниеносного наступления из трех вышеупомянутых пунктов. (В начале войны против СССР генерал-фельдмаршал Теодор фон Бок командовал группой армий «Центр»; генерал-фельдмаршал Карл Рудольф Герд фон Рундштедт возглавлял группу армий «Юг»; генерал-фельдмаршал Вильгельм Йозеф Франц фон Лееб командовал группой армий «Север». — A.B.)

…Сообщая вам вышеизложенную информацию, которая заслуживает доверия… прошу держать в секрете».

Телеграмма из Хельсинки в министерство иностранных дел Италии от итальянского посла в Финляндии Винченцо Чикконарди. 19 июня 1941 года:

«Всеобщая мобилизация, неофициально объявленная, сейчас завершена. Страна находится на военном положении. Продолжается прибытие германских вооруженных сил, включая авиационные части. Считается, что Германия немедленно примет решение в отношении СССР».

Но Сталин не доверял ни материалам перехваченной дипломатической переписки, ни, тем более, сведениям, поступавшим от правительств западных стран. Получение этих документов органами госбезопасности он во многом считал результатом деятельности спецслужб империалистических государств по продвижению выгодной для них дезинформации с целью ввести в заблуждение политическое руководство Советского Союза. По его мнению, такие материалы носили провокационный характер и были направлены на разрушение советско-германского альянса и искусственное втягивание СССР в войну, к которой страна была еще не готова. Более того, 14 мая министр иностранных дел В. Молотов заявил, что отношения между СССР и Германией блестящие. Объективности ради стоит отметить, что Кремль, видимо, представлял истинный характер этих отношений, но всячески боялся разрушить этот «худой мир», который в то время был гораздо лучше «хорошей ссоры». Ведь Сталин, безусловно, знал, что войны с фашизмом не избежать. Почему же он не доверял столь убедительным доводам?

Тому были как внешнеполитические, так и внутренние причины. Прежде всего, генсек не верил, что Гитлер может начать войну на два фронта. Сосредоточение сил вермахта на западной границе СССР он воспринимал как способ силового давления в целях получения экономических уступок со стороны нашего государства, выходящих за пределы договора 1939 года. И, пожалуй, самое главное, он боялся, что после упреждающего удара по Германии, к которому подталкивали Советский Союз воюющие с немцами страны, фашисты заключат сепаратный мир с Англией, к которому тут же присоединится США. Избавившись от перспективы войны на два фронта, Гитлер всю мощь своих армий обрушит на СССР. А там, как знать, не перейдут ли англичане и американцы от политики нейтралитета к союзу с нацистами для совместной борьбы против коммунизма? В политике все возможно. Воспоминания 20-летней давности, когда молодая Советская республика воевала одна и против немцев, и против Антанты, не давали ему покоя. У Сталина был острый, изощренный и проницательный ум, но еще более филигранной была его память.