Наука джунглей - Джим Корбетт Страница 3

Из разговоров, подслушанных на берегу канала, я узнал, что Нейл во время последнего посещения Каладхунги был слишком самодоволен и начал задаваться, тогда как Дансай, напротив, казался слишком подавленным и очень робким. Чтобы исправить такое неудовлетворительное состояние дел, было признано необходимым сбить спесь с Нейла и притормозить его и немного подбодрить Дансая: «Но не слишком сильно, дорогая, а то он начнет воображать о себе». Я не знал, что означает «воображать о себе», но полагал, что лучше не спрашивать.

Чтобы по возможности убить одним выстрелом двух зайцев, необходимо было сделать участниками одного и того же розыгрыша как слишком напористого Нейла, так и чересчур неуверенного Дансая. Обсуждалось множество планов, и в конце концов остановились на одном, в осуществлении которого требовалась помощь моего брата Тома. В зимние месяцы работы в Найни-Тале было немного, и Том имел обыкновение позволять Нейлу каждую вторую неделю отсутствовать с субботнего вечера до утра понедельника. Этот коротенький отпуск Нейл проводил в одном из двух семейств в Каладхунги, в обоих он был желанным гостем благодаря доброму нраву и красивому голосу. Согласно выработанному плану, Тому было направлено письмо с просьбой под тем или иным предлогом задержать Нейла в субботу вечером с тем, чтобы ему пришлось отправиться в Каладхунги — за пятнадцать миль пешком — позже и добраться до места уже в сумерках. Далее Том должен будет намекнуть Нейлу, что девочки, вероятно, будут волноваться из-за его опоздания и пойдут встречать его на дорогу. Суть величайшего изо всех розыгрышей заключалась в том, что Дансай, зашитый в одну из своих медвежьих шкур, должен был пройти пару миль вместе с девочками по дороге к Найни-Талу, затаиться за скалой у крутого поворота и при появлении Нейла зарычать на него как медведь. Увидев медведя, Нейл конечно же бросится бежать по дороге навстречу поджидающим его девочкам, и те откровенно выскажут все, что думают по поводу его смелости. Когда же минутой позже к ним присоединится Дансай, они будут уже покатываться от хохота. Вначале Дансай был против этой шутки, однако уступил, узнав, что именно по предложению Нейла в сандвич с ветчиной подсунули полоску красной фланели, так смутившую его во время прошлого пикника.

Движение по дороге от Каладхунги до Найни-Тала стихало с заходом солнца. В назначенный вечер на Дансая надели одну из имевшихся медвежьих шкур и закрепили при помощи крепкой бечевки. Передвигаясь то на четвереньках, то в полный рост, он добрался, обливаясь потом (а вечер выдался теплый, и шкура была накинута поверх одежды), к условленному месту. Между тем в Найни-Тале Нейл уже начинал горячиться, получая одно задание вслед за другим, тогда как обычно в это время он уже был на пути в Каладхунги. В конце концов Нейла отпустили, но, расставаясь, Том передал ему дробовик и, вложив туда два патрона, предупредил, что пользоваться оружием можно только в случае крайней необходимости. Дорога от Найни-Тала до Каладхунги большей частью шла под гору, первые восемь миль — среди возделанных земель, а затем вплоть до Каладхунги — через более или менее густой лес. Дансай и девочки уже некоторое время были в своих засадах, начинало смеркаться, и вот на дороге появился Нейл, распевая во всю мочь, для поддержания духа, песенку «Килларни». Пение становилось все слышнее и слышнее (девочки сказали позднее, что никогда не слышали, чтобы он так хорошо пел), и затем Нейл достиг поворота дороги, где его поджидал Дансай. Как и было условлено, Дансай «поднялся на задние лапы» и зарычал на Нейла по-медвежьи, а тот вскинул дробовик и выпалил из обоих стволов. Сквозь облако дыма Нейл смутно мог видеть происходящее, и он пустился наутек, слыша при этом, как «медведь» покатился по противоположному склону холма. Тут к месту происшествия подбежали девочки, и, завидев их, Нейл замахал своим ружьем и сообщил, что только что застрелил огромного свирепого медведя, напавшего на него. В ответ на вопрос страшно перепуганных девочек, что же стало с медведем, Нейл указал на холм и предложил пойти вместе с ним поискать добычу, добавив, что можно идти совершенно спокойно — ведь медведь, конечно, убит наповал. Отказавшись, девочки сказали, чтобы Нейл шел один, и он — очень тронутый их слезами, вызванными, по его мнению, случившимся с ним, — охотно отправился дальше. Что сказал Дансай Нейлу и что Нейл тому ответил — история не сохранила, но когда, спустя довольно много времени, они вскарабкались на дорогу, где их с тревогой поджидали девочки, то Дансай нес дробовик, а Нейл — медвежью шкуру. Дансай, который, скатившись с крутого склона холма, избежал ушибов благодаря медвежьей шкуре, утверждал, что выстрел Нейла попал ему в грудь и сбил его с ног. А когда Нейл объяснил, как у него оказалось ружье, что чуть было не привело к трагическому исходу, ответственность за провал всего предприятия возложили на голову отсутствующего Тома.

Ближайший понедельник был государственным праздником, и когда Том в воскресенье вечером приехал домой, чтобы провести там выходной, он встретился лицом к лицу с рассерженными девочками, желавшими знать, о чем он думал, давая такому человеку, как Нейл, заряженное ружье и тем самым подвергая опасности жизнь Дансая. Том молча пережидал бурю, бушевавшую над его головой, но когда рассказ дошел до того места, где Дансай был свален с ног выстрелом и девочки, припав друг к другу, оплакивали его безвременную кончину, Том возмутил всех присутствующих, разразившись взрывом хохота. К веселью, однако, присоединились все, кроме Дансая, когда Том объяснил, что, получив письмо, он предположил, какая может случиться беда, поэтому вынул пули из патронов и насыпал туда муки. В итоге результат этого грандиозного розыгрыша оказался противоположным ожидаемому: Нейл еще более возгордился, а Дансай совсем сконфузился.

Из-за моего постоянного общения с девочками Дансай подозревал, совершенно несправедливо, что я приложил руку к инциденту с медведем, не принесшему ему тех лавров, на какие он рассчитывал, — хотя весь мой вклад в эту затею заключался в предложении использовать для сшивания медвежьей шкуры не нитку, а крепкую бечевку. Только этим я могу объяснить тот факт, что как-то утром он пригласил меня, когда я демонстрировал своим приятелям, как, раскачиваясь, перепрыгивать с одной ветки дерева на другую, пойти с ним на охоту. На седьмом небе от счастья быть удостоенным столь высокой чести, я отправился с Дансаем, сказавшим, после того как мы тронулись в путь, что собирается показать мне, как застрелить движущегося тигра. В тростниковых зарослях Дунигара (а это излюбленное место обитания тигров, в чем я убедился в последующие годы) мы обнаружили множество следов, но сами тигры нам не попались. По пути домой Дансай, на правах друга нашей семьи, решил преподать мне первый урок обращения с оружием.

В этот момент мы остановились на краю поляны, на другом краю которой множество белоголовых дроздов-пересмешников ворошили опавшие листья в поисках термитов. Поскольку мы отправились охотиться на тигров, Дансай держал шомпольное ружье в руках, а дробовик — также заряжающийся с дула — был перекинут через плечо. Сняв дробовик и вручив его мне, он указал на дроздов, велел выставить немного вперед левую ногу, плотно прижать ружье к плечу и мягко нажать на спуск. Все это я и сделал. Даже теперь, спустя столько лет, я до конца не уверен, специально ли для меня было заряжено ружье или Дансай, который, как я вам уже говорил, был силен, как медведь гризли, имел обыкновение перекладывать порох. Так или иначе, когда я наконец настолько пришел в себя, что стал воспринимать действительность, то увидел Дансая, ощупывающего стволы дробовика и пытавшегося определить, получил ли тот повреждения от удара о камни, на которые я отшвырнул ружье, летя вверх тормашками. Дроздов и след простыл, но на земле, где они кормились, мы нашли мухоловку-белошейку, птичку размером примерно с малиновку. После осмотра птички мы не нашли у нее никаких следов ранения, отчего Дансай заключил, что она погибла от шока, — заключение, с которым я был полностью согласен, потому что сам тоже чуть не умер по той же причине.