Расстрелять перед строем - Олег Смыслов Страница 3

— Товарищ маршал, но меня разместили здесь. Мне некуда ехать. Так распорядились устроители.

— Как так? — удивленно спросил он, смерив меня злым взглядом. Так и ушел он молча к себе, ничего не сказав, вроде бы униженный и оскорбленный тем, что к нему подселили какого-то генерал-лейтенанта, от чего страдало его величие полководца.

Думая, как мне быть в этой дружеской стране в такой обстановке, пошел на свою половину. Услышав звон посуды, легкие вкрадчивые шаги обслуживающего персонала и какие-то команды полковника Д., поспешил помыть руки, чтобы не опоздать к обеду. Но что-то щемило на душе. Не к добру было молчание маршала при встрече. Но все равно надо обедать. Однако на обед меня не пригласили. Значит, о том было указание Москаленко. Унизительно и оскорбительно было наблюдать проявление столь мелкого самолюбия главы делегации. Трапеза между тем закончилась. И он ушел к себе, так как наступило время “адмиральского” часа. И только после этого раздался стук в дверь. Венгр приглашал в столовую. Отказаться было неудобно.

Это была какая-то месть или желание выжить меня из особняка. Но куда выехать, если устроители распорядились так…

К парадному подъезду, лаская асфальт резиной и шипя, подкатила машина. Надо было отправляться в город для участия в протокольном ритуале возложения венков…

…По устойчивой армейской традиции младший по званию и должности должен ожидать старшего. Выхожу во двор раньше. Жду маршала с надеждой на его приглашение сесть в машину. А если откажет — придется ждать другую машину.

Выход Москаленко обставляется с большой помпой. Сначала выскакивают порученцы и адъютант с озабоченными и тревожными лицами, отрывисто переговариваясь и загадочно переглядываясь. Заглядывают в дверь, как ошпаренные, отскакивают: идет, идет!.. С мыслями о том, посадит ли он меня в свою машину и на чем мне добираться в противном случае, стою и я. Маршал небольшого роста, с бледным лицом, бесцветными глазами, блуждающим взглядом, согбенный.

Услужливо распахнулась дверца, его величественно усадили. Недовольно фыркнула мотором машина и выскочила из ворот…

С чувством обиды и досады перед таким явным барством поплелся к себе, чтобы вызвать машину. Оказалось, что протоколом мое место определено в машине вместе с Москаленко. Чтобы не выставить себя и маршала в невыгодном свете, объяснил, что, мол, опоздал с выездом. И пока на другом конце искали выход из создавшегося положения, вернулся переводчик и пригласил поехать вместе с ним в его машине. Он, венгерский офицер, никак не мог понять всю нелепость поведения нашего маршала…

Во второй половине дня началось заседание Военного совета. Главком ОВС В.Г. Куликов чеканным, командиреким голосом, посматривая в лежащий перед ним текст, с большими полями, с ударениями в словах, объявил о начале работы. Как ни странно, мое место рядом с Москаленко, обозначенное табличкой, оказалось не занятым. Подумал, что и здесь он постарается отдалить от себя Генеральный штаб, посадить сюда своего порученца. Но тот сидел во втором ряду, хотя ему вообще не положено было здесь быть.

Сел рядом, но со стороны насупленного, чем-то недовольного Москаленко не удостоился даже взгляда.

В первый же перерыв Москаленко подошел к Главкому и стал втолковывать ему что-то, как мне показалось, касающееся меня, так как смотрел в мою сторону.

Вскоре этот странный случай стал известен другим делегациям, вызвав всеобщее недоумение. К моему удивлению, мне высказывали сочувствие члены болгарской, чехословацкой, немецкой и польской делегаций, знавшие меня по совместной работе по перевооружению их армий.

Как мне рассказал Анатолий Иванович Грибков, действие разыгрывалось прямо-таки по законам драматургии, с завязкой и развязкой. Сначала Куликов позвал своего начальника штаба и справился у него, кто занимается размещением делегаций. Тот, естественно, ответил, что размещением и обеспечением всем необходимым для работы занимается та страна, в которой проводится заседание Военного совета. В данном случае за это отвечала венгерская Народная армия, точнее — ее Генеральный штаб. Штаб ОВС к этому отношения не имел.

Пригласили венгерскую сторону в лице государственного секретаря по оборонным вопросам генерал-полковника Чеми Кароя. Тот сказал, что они при размещении делегаций исходили лишь из обыкновенного уважения к советскому Генеральному штабу, в частности, к его представителю — заместителю начальника Главного оперативного управления. Ну и, конечно, думали об удобстве работы главы делегации, у которого был бы рядом представитель Генерального штаба.

Как мне потом доверительно сообщил Грибков, Москаленко в возбужденном состоянии бросил в лицо Куликову: “Вы что, приставили шпионить за мной Генеральный штаб?!”

И Главком не устоял, заколебался, попросив Грибкова поговорить со мной. По тот решительно отказался идти на мелочные поблажки маршалу. Тогда Куликов обратился к венгерской стороне с просьбой перевести меня в другое место. Дело было за тем, какую форму для моего выдворения найти.

До вечера на Совете просидел рядом с Москаленко, ни разу по мне не повернувшимся, не проронившим ни слова. Только насупленный взгляд да неподвижное лицо выдавали его недовольство.

На Совет в качестве информации выносился вопрос деятельности НАТО. Согласно предложенной ранее повестке, он не подлежал обсуждению и лишь принимался к сведению. Однако совершенно неожиданно попросил слово от болгарской Народной армии генерал-полковник А.Г. Семерджиев. И после его выступления завязались обсуждение и дискуссия. Не отстали от него венгры, немцы, поляки…

Разумеется, у Москаленко не было никакой заготовки для выступления по такому вопросу, и он с недоумением стал смотреть по сторонам, как бы ища сочувствия, но не обращая внимания на меня. На всякий случай, если предложат выступить мне, я тут же стал набрасывать для себя тезисы выступления.

На трибуну между тем вышел глава румынской делегации Николаеску. Очередь — за Москаленко. Натужно выкарабкиваясь из кресла, он подошел к Куликову, и оттуда донесся шепот: как же так — обсуждение не предусмотрено планом и нет никакого заготовленного текста. Слышалось настойчивое возражение Главкома… И только тут, сев на место, маршал наконец-то повернул голову в мою сторону и увидел придвинутый листок с тезисами, которые он стал переносить к себе.

На трибуну он шел, видимо, как на эшафот. Его голос то падал до шепота, то вдруг взрывался под недоуменные взгляды присутствующих, особенно представителей братских армий. Отчетливо слышались лишь обращения к залу: 'Товарищи генералы и офицеры, товарищи члены Военного совета…” Но далее ничего, ровным счетом ничего невозможно было разобрать. Вряд ли он и сам что-то понимал из переписанных наскоро тезисов, ведь без написанного текста он выступать, по-видимому, не привык.

В перерыве маршал Москаленко подошел ко мне и справился, как я устроился на новом месте. На это я ничего ему не ответил, тем самым дав понять, как я отношусь к нему.

По возвращении в Москву тотчас же доложил начальнику Глав-нош оперативного управления генерал-полковнику С.Ф. Ахромееву весь ход заседаний Военного совета, не преминув сообщить о казусе с размещением представителя Главного управления и об отношении маршала Москаленко к Генеральному штабу вообще».