Нил и египетская цивилизация - Александр Морэ Страница 3

Слова Жака де Моргана о том, что Египет «был царством, не принадлежавшим этому миру», не стоит воспринимать буквально. Люди, населявшие Египет, сильно отличались от семитов, воинственных и безжалостных и всегда «жаждавших богатства и удовольствий». Смиренный народ, беспечные люди, удовлетворявшиеся малым, сопровождавшие труд песней, работавшие терпеливо и умело, по сути своей миролюбивые – им удалось устроить свою жизнь разумно и изобретательно. На рельефах Древнего царства присутствуют лишь «сцены охоты и рыбной ловли, мореплавания и земледелия – мирных занятий» (Ж. де Морган).

Жизнь в Египте становилась все счастливее по мере того, как моральные устои становились все крепче и привычка делать добро вошла в обиход. Потребность в социальной общности здесь, как и везде, а может быть, в силу сложных природных условий, о которых мы уже говорили, сильнее, чем где бы то ни было, делала необходимым принцип взаимопомощи. Религия, которая становилась доминирующей силой, впитала этот принцип, создав культ природных сил и морали. Мораль все более и более принимала религиозный характер.

Здесь мы подходим ко второму важному моменту. Какой бы централизованной ни казалась социальная жизнь, какой бы обобществленной ни была религиозная жизнь, не стоит недооценивать роль отдельной личности. Напротив, выведенный мной закон – или, более скромно, моя гипотеза – относительно трех фаз социальной эволюции нашел свое подтверждение. В Египте, как и везде, технические и эстетические новшества, отвечавшие практическим и абстрактным интересам, исходили от личности. Именно озабоченность человека смертью дала толчок развитию верований и ритуалов, связанных с загробной жизнью. Знание, смешанное с магией, которым жрецы овладели в древности, основывается на личных достижениях [8]. Однако стадия социализации отмечена ярко. В это время искусства, как заметил де Морган, развивались стремительно, «они сразу заключались в жесткие рамки правил и гений артиста ограничивался религиозными канонами». «Медицина приобретала религиозный характер, врачи, отступавшие от священных правил, приговаривались к смерти, как убийцы». И все же в конце концов личность добилась свободы.

Вполне возможно, что личность и не развивалась здесь так, как в Греции, однако Египет, как и Греция, все же добился впечатляющих успехов. В этой счастливой долине интеллект и нравственность имели огромное значение, что вызывало восхищение греков, преклонявшихся перед освященной веками мудростью и познаниями египтян, «древних как мир». Египет внес немалый вклад в дело объединения людей вокруг общей цели и управления природой. При этом в основе идеи объединения лежало не насилие, а нравственные нормы. Управление страной, наслаждение земной жизнью, глубокая вера в справедливость посмертного воздаяния – все это побуждало историков задаваться вопросом: создала ли эпоха Древнего Египта путь, которым шло человечество в поисках рая, не стала ли она той эпохой, когда цель, казалось, была достигнута.

Вряд ли будет преувеличением сказать, что в прекрасной работе А. Морэ по истории Египта мы видим совершенно новое восприятие проблемы.

Со времени Масперо важные свидетельства позволили более четко разграничить исторические периоды и проследить развитие семьи и других институтов. Разумеется, нет недостатка в работах по Египту, в которых исследуются новые открытия. Однако в них мы не находим столь полного синтеза, как в этом труде. Если в прочих работах проблема рассматривается фрагментарно, то здесь она изучается целостно, благодаря чему автор рисует живую и яркую картину.

Александр Морэ не склонен создавать иллюзии относительно полноты наших знаний. Невзирая на свет, пролитый на прошлое открытием гения Шампольона, а также на изобилие памятников и документов, дошедших до наших дней, есть аспекты, обобщения и поспешные выводы в которых чрезвычайно опасны. А. Морэ, как истинный историк, демонстрирует способность избирательно подходить к этим памятникам и документам, часто искаженным. Он расцвечивает полотно своего рассказа красочными деталями и искусно отобранными, прекрасными цитатами, позволяющими нам представить жизнь народа, жившего несколько тысяч лет назад. Его изложение полно и снабжено иллюстрациями. И если эта книга не претендует на то, чтобы стать последней в египтологии, то наука продвинется вперед с ее помощью.

Генри Берр

Нижний Египет и его номы

Верхний Египет и его номы

Нубия и Эфиопия

Иероглифическое письмо, изобретенное египтянами, обильно представленное на древних памятниках Тинитского периода (примерно 3500 лет до Рождества Христова), в эпоху Птолемеев и римского владычества постепенно выходит из употребления, вытесненное коптским и греческим письмом. В конце IV века н. э. христианам удалось добиться закрытия египетских храмов, в 391 году был выпущен соответствующий указ императора Феодосия. В этот же период исчезли последние школы египетских жрецов, в которых изучалось «священное письмо». Письменные памятники Египта умолкли, и истолкование их стало возможным лишь после находки двуязычного Розеттского камня и расшифровки его Шампольоном.

Насколько нам известно, ни один ученый Античности не сумел прочесть иероглифы. Историки, посещавшие Древний Египет и оставившие нам свои описания страны, получали сведения из вторых рук. Они опрашивали ученых и вообще сведущих людей, но не имели возможности удостовериться в истинности их свидетельств. Общение через переводчиков приводило к ошибкам, факты часто искажались, неверно понимались и путались, как происходит порой и сегодня, когда путешественник полагается на драгоманов, переводчиков из стран Востока.

Наконец, исторические свидетельства, оставленные греками, датируются не ранее V века до н. э. К этому времени египетская цивилизация насчитывала уже тридцать пять или сорок столетий, истоки ее затерялись в глубине времен, дни расцвета миновали и она утратила многие характерные для себя особенности. В глазах самих обитателей страны, уже проникнутых чужеземным влиянием, древние памятники были не более чем пережитками прошлого, истинного значения которых уже никто не понимал.

Таким образом, античные историки, получавшие информацию из вторых рук и жившие долгое время спустя после описываемых ими событий, могли дать нам лишь весьма отрывочную и искаженную историю Египта. И все же до Шампольона это были единственные доступные нам источники, и мы не можем отрицать огромную ценность трудов Геродота, Диодора, Страбона, рассказавших о жизни Египта, представшей перед их взором во время посещений страны. Они описывали то, чему сами были очевидцами, и их путевые заметки часто точны и колоритны, прекрасно отражают впечатления авторов и проницательность. Предания о древних временах, собранные античными авторами, во многом правдивы, и это несмотря на плотную завесу легенд и искажения вследствие отдаленности событий.