Ренуар - Паскаль Бонафу Страница 3

Он хотел быть «художником фигур», а не пейзажистом. Но он был многим обязан своему другу Моне, который открыл ему живопись на пленэре в лесах Фонтенбло, а также в Гренуйере или Аржантее, где они работали бок о бок… В январе 1884 года он сообщил Моне, уехавшему в итальянскую Бордигеру: «А я привязан к Парижу, где очень скучаю и бегаю в поисках моделей, пока безуспешно, но я — художник фигур! Увы! Порой это доставляет большое удовольствие, но не тогда, когда не можешь найти модель на свой вкус». И Ренуар, желающий стать «художником фигур», всё-таки не отказывается писать и пейзажи…

После выставки у Надара в 1874 году Ренуар, как и его друзья, был назван импрессионистом. Спустя 25 лет, беседуя с сыном Жаном, он проворчал: «Единственное, что мы извлекли из этой выставки, — этот ярлык “импрессионизм”, который я терпеть не мог!» Но это не помешало ему в 1877 году настоять на том, чтобы очередная выставка была названа выставкой импрессионистов, дабы посетители знали, чего от неё ожидать.

В последние годы жизни Ренуар признался своему другу, художнику Альберу Андре: «Сегодня, когда я пересматриваю свою жизнь, оглядываясь назад, я сравниваю себя с одним из тех поплавков, которые бросают в реку. Он следует по течению, затем попадает в водоворот, возвращается назад, ныряет, снова поднимается на поверхность, подхваченный травой, делает отчаянные попытки отцепиться и заканчивает тем, что теряется неизвестно где…» Примерно в том же духе он признаётся сыну Жану: «Меня приводит в ужас необходимость принимать решения. “Поплавок”… Ты плывёшь по течению… Те, кто стремится плыть навстречу течению, — безумцы или гордецы, или, хуже того, разрушители; время от времени ты рулишь вправо или влево, но всегда следуя направлению течения».

Так как, по мнению Дюре, ничто не могло бы остановить историка, остаётся проследить, каковым было течение, определить, какими были повороты руля, и поведать историю «поплавка»…

Семья Ренуаров переживает нелёгкие времена. Страну потрясают бурные события. В феврале 1848 года третья революция опрокинула монархический режим. Луи Филипп был вынужден отречься от престола. 25 февраля на площади Парижской ратуши Ламартин и Ледрю-Роллен объявили об учреждении республики. Маленький Огюст больше не будет собирать конфеты, которые бросала из окон дворца Тюильри королева Амели, как он делал это прежде с мальчишками своего квартала… Но наихудшее произошло в июне. 4 июня временное правительство ликвидировало Национальные мастерские, где безработные могли трудиться хотя бы за жалкие гроши. Три недели спустя, 23 июня, бедственное положение населения спровоцировало мятеж в центре и на востоке Парижа. Многие были доведены до крайней нищеты, «пожитки были распроданы, и в некоторых домах единственная оставшаяся одежда служила по очереди каждому из тех, кто отправлялся в очередь в надежде получить хоть какую-нибудь работу; другие оставались в постели и спали. Некоторые даже утверждали, что преимуществом такого положения было то, что при отсутствии физической нагрузки не появлялся аппетит, удовлетворить который не было никакой возможности».

Военный министр генерал Кавеньяк на основании диктаторских полномочий, предоставленных ему Учредительным собранием 23 июня, отдал приказ о подавлении восстания. Армия действовала решительно и беспощадно. Последние баррикады в рабочем предместье Сент-Антуан, недалеко от дома Ренуаров, были снесены 26 июня. В тот же день монсеньор Аффр, архиепископ Парижский, пытавшийся усмирить гнев восставших рабочих, был убит одним из них… 30 тысяч солдат в распоряжении Кавеньяка и примерно 15 тысяч молодых людей из богатых кварталов, активно вступавших в ряды Национальной гвардии, стреляли в мятежников. Число жертв достигло примерно пяти тысяч: одни погибли на баррикадах, другие в спешке расстреляны без суда. На правительственной стороне были убиты три генерала и примерно полторы тысячи солдат. Никто не считал раненых. Из 25 тысяч арестованных мужчин и женщин 11 тысяч приговорены к тюремному заключению, каторге или ссылке.

В Учредительном собрании в конце лета 1848 года продолжались нескончаемые дебаты… Достаточно было пустяка, какого-нибудь слуха, чтобы заново начали возводиться баррикады.

Несмотря на всё происходящее, не было и речи о том, чтобы отложить поступление Пьера Огюста в школу. Ему было немногим более семи лет, когда он был отдан в учебное заведение, которым ведали Братья христианских школ.

Пьер Огюст Ренуар родился в Лиможе 25 февраля 1841 года. Его отец, Леонар Ренуар, женился на Маргерит, урожденной Мерле, в Сенте 17 ноября 1828 года. Супруги поселились в Лиможе, где прожили около пятнадцати лет, а в 1844 году решили переехать в Париж в надежде, что там судьба будет к ним более благосклонна. Путешествие из Лиможа в Париж продлилось немногим более двух недель. Они ехали в дилижансе, где особенно докучала несносная духота.

Пьеру Огюсту было тогда три года. Он появился на свет дома, как это обычно происходило в то время, о чём свидетельствует скрупулёзный акт о рождении: «Сегодня, 25 февраля 1841 года, в три часа пополудни перед нами, помощником господина мэра города Лиможа, предстал Леонар Ренуар, портной, сорока одного года, проживающий на бульваре Сен-Катрин, который предъявил нам ребёнка мужского пола, родившегося у него дома этим утром в шесть часов от предъявителя и его жены Маргерит Мерле, тридцати трёх лет; родители дали ему имя Пьер Огюст».

Уже в течение многих лет каменщики из Лиможа приезжали в Париж, чтобы поработать там несколько месяцев. Обычно они останавливались в недорогих меблированных комнатах. Но подобный вариант был неприемлем для Ренуаров. Они приехали в Париж всей семьёй, с четырьмя детьми, и решили попытаться обосноваться в столице. Леонар был портным, Маргерит — швеёй. Глава семьи был уверен, что его мастерство портного даст ему возможность зарабатывать на жизнь. Он мог, без хвастовства, претендовать на принадлежность к элите своей профессии. Прибыв в Париж, семейство Ренуаров поселилось в доме 16 на улице Библиотек, в нескольких шагах от Лувра.

Оноре де Бальзак в романе «Кузина Бетта» описал в 1823 году этот квартал, где можно было снять квартиру за умеренную плату. Во времена Второй республики положение было такое же, как и в эпоху Реставрации. И вид района за двадцать с небольшим лет практически не изменился по сравнению с мрачным описанием Бальзака: «Когда проезжаешь в кабриолете по этому мёртвому кварталу и бросаешь взгляд на проулок Доуен, душа стынет, и задаёшься вопросом, кто может обитать здесь, кто должен проводить здесь вечера, в часы, когда эта улочка превращается в опасное место, где пороки Парижа под покровом ночи дают себе волю. Эта проблема, сама по себе пугающая, становится ужасной, когда видишь, что эти домишки окружены болотом со стороны улицы Ришелье, океаном булыжников ухабистой мостовой со стороны Тюильри, маленькими садиками, полуразрушенными бараками и нагромождениями тёсаных камней и щебня со стороны старого Лувра». Однако всё это не помешало Леонару Ренуару привлекать клиентов… Семье пришлось покинуть этот квартал в 1849 году, когда развернулись работы по продлению улицы Риволи. Ренуары переехали с улицы Библиотек на улицу Аржантей, дом 23, рядом с Карузелью.