Царь Федор Иванович - Дмитрий Володихин Страница 3

Однако темень уже рядом.

В 1558 году грянет Ливонская война, иссушившая Россию. Бесконечные ее тяготы будут сопровождать всё детство, отрочество и молодость Федора Ивановича. Он вырастет под разговоры о битвах с немцами, поляками, шведами и литовцами. Он женится под гром сражений на литовско-ливонском фронте. Душа его незадолго до вступления на престол получит изрядную порцию яда: страна потерпит поражение. Страшное, унизительное поражение. Будут отданы все прежние завоевания, да еще к ним в придачу неприятель заберет земли и города, издревле бывшие частью Новгородчины. Сильные полки русские будут побиты, десятки военачальников пострадают во вражеском плену, страна не найдет ни сил, ни желания продолжать борьбу. При всей кротости характера Федора Ивановича — а об этой черте его ниже будет сказано многое — он все-таки являлся сыном своего отца. И он сумеет вытравить яд поражения лишь после того, как потери родителя хотя бы отчасти удастся вернуть вооруженной рукой.

Итак, для понимания судьбы Федора Ивановича очень важно не забывать: он — дитя великой войны. Ливонская война стала той колыбелью, из которой он вырос; реляции воевод соперничали со сказками на ночь, а глаза царевича на протяжении двух десятилетий видели, как бесконечные колонны русских бойцов шагают по деревянным мостовым столицы на запад. И многие ли вернутся обратно? Спины ратников удаляются по змеистым московским улицам и переулкам, а губы мальчика сами собою, привычно, начинают шептать молитву об одолении на враги, о милосердии Божьем к православному воинству… Ему пять лет, а он, сжимая руку старшего брата, наблюдает за отцом, едущим на коне во главе блестящей свиты — бить литву. Вернется ли он?.. И даже когда громыхнет опричнина, когда крови на тех же мостовых окажется не меньше, чем на театре военных действий, всё это будет выглядеть как эпизод громадной, всепоглощающей войны.

Федор Иванович родился на исходе райского времени. Он этого рая — пусть не рая даже, а просто доброго покоя и процветания — не знал. Ему досталась эпоха великая и тяжелая.

Царевич претерпел многие беды из-за неустройства в его собственной семье.

Он знал материнскую любовь совсем недолго. Анастасия Захарьина-Юрьева умерла летом 1560 года. Ее сыну незадолго до того исполнилось три годика. С этого момента и до восшествия Федора Ивановича на престол о нем известно немногое. Отцу заниматься младшим сыном было некогда: Иван IV очень много ездил, часто бывал в походах и дальних богомольях. Брать с собой в длительные богомольные путешествия младшего сына он стал не раньше, чем мальчику исполнилось восемь лет. К тому же царь быстро обзавелся новой женой — Марией (Кученей) Темрюковной Черкасской из северокавказского рода. Новая царица крестилась перед замужеством и с азов постигала христианскую веру. Скорее всего, она не знала русского языка и русских обычаев — как минимум в первые годы замужества — и не имела никакого резона с душевной теплотой относиться к детям царя от другой женщины, иначе говоря, наследникам, которые, в перспективе, могли стать преградой к трону для ее собственных детей. А когда в 1569 году Мария Темрюковна умрет, на ее месте скоро появится Марфа Собакина, затем Анна Колтовская и т. д., вплоть до Марии Нагой — последней (и явно незаконной — по каноническим правилам Русской церкви) супруги Ивана Грозного. Какое им всем было дело до мальчиков, лишившихся матери — царицы Анастасии?

Но всё же отец по-своему заботился о младшем сыне. Так, составляя в 1572 году «духовную грамоту» (завещание), он повелевал дать Федору после своей смерти огромные владения — Суздаль, Ярославль, Кострому, Волок Ламский и множество других городов [2].

Родитель старался приучить царевича к государственным делам. Если не к участию в них, то хотя бы к присутствию на разного рода важных событиях и церемониях. Конечно, отец должен был обращать внимание на сына, должен был воспитывать его так или иначе. Во всяком случае, хотя бы на закате жизни, когда другого наследника у него не оставалось.

Но источники содержат до крайности мало сведений о том, как именно воспитывал Иван IV младшего отпрыска. Известно, что царевичу сызмальства приходилось бывать на церемониях государственного значения. Так, в ноябре 1562 года Иван и Федор Ивановичи участвовали в крестном ходе перед отправкой большой армии во главе с государем в поход на Полоцк. Царевичи проводили отца до первого стана в Крылатском. Наступлению на Полоцк придавалось значение православного крестового похода против «латын и безбожных лютор», утеснявших православное население Великого княжества Литовского. И крестный ход, в сущности традиционное православное действие, мыслился одновременно как часть идеологического оформления большой войны, имел особый смысл. Там же, в Крылатском, 20 марта 1563 года Федор встретил отца, возвращавшегося из победоносного похода. В марте 1564 года мальчик, которому не исполнилось еще и семи лет, присутствовал на поставлении старца Афанасия в митрополиты Московские и всея Руси, а через два с небольшим года он был и на возведении в митрополичий сан игумена соловецкого Филиппа. В декабре 1564 года, при учреждении опричнины, он вместе с отцом и всей семьей и свитой государевой отправился в Александрову слободу. В 1567 году отец возил его на Вологду — смотреть «градское строение». И так далее. С младых ногтей Федор Иванович жил по соседству с делами державного правления, видел, как они совершаются, и даже немного участвовал в них…

Именно царь Иван выбрал невесту для сына. И выбор его должен был продемонстрировать отпрыску методы игры на матримониальном поле: дав царевичу в жены Ирину Годунову, отец закрепил за ним небольшой, но крепкий клан надежных союзников. Годуновы относились к числу старинных московских боярских родов, приходились родней влиятельным Сабуровым, но сами по себе, помимо милости государя Ивана Васильевича, значили не столь уж много. Даже среди семейств московской нетитулованной знати они стояли не в первом ряду по родовитости, богатству, влиянию на «дворовые» дела. Те же Захарьины-Юрьевы, Шереметевы, Колычевы-Умные, Бутурлины превосходили их. О высокородной титулованной аристократии и речи нет: князья Мстиславские, Шуйские, Трубецкие и т. п. превосходили их на порядок. Но по благоволению царя Годуновы поднялись выше того, что давала им кровь, выше того, что предназначалось им по рождению. Теперь их будущее оказалось накрепко связано с будущим царского сына. Поддержат, будут верны, станут «прямить», как говорили в XVI столетии, так и самих ждет судьба высокая. Ну а если срежутся в чем-то, сфальшивят… о, тогда их ждет падение с большой высоты. Иван Васильевич рассуждал прежде всего как политик. И, вероятно, политическому подходу пытался научить сына. А тот, женившись, безмятежно привязался к супруге. Вся отцовская «политика» отлетела от него напрочь. Другое дело, что отец все-таки пытался встроить сына в шахматную партию политической борьбы.

Однако и в этом смысле младшему сыну уделялось меньше внимания, чем старшему: Иван считался основным кандидатом в наследники царского престола, Федор — лишь «резервным». Иван был старше; ему отец доверял кое-какие дела, брал его в походы. С Федором все получалось сложнее: сначала ему было рано заниматься державными заботами, потом все внимание родителя сосредоточилось на его брате как на будущем преемнике. Незадолго до смерти самого Ивана Грозного этот преемник ушел из жизни — вот несчастье! надобно приучать к походам и сидению в Думе младшенького, а… уже поздно. Некогда. Да и вкуса никакого к политической деятельности царевич Федор не приобрел; ему милее казалась красота богослужения — с колокольным звоном, прекрасными голосами певчих, раскатистым басом дьякона… Иначе и быть не могло. На протяжении многих лет мальчику говорили: твой брат будет великим государем, а ты… ты… ну что за незадача, куда девать-то тебя? Давай-ка в храм сходи, с монахами поговори, а то на охоту съезди. Нынче нет для тебя никакого дела… Московские дипломаты неоднократно выдвигали его как претендента на королевский трон в Речи Посполитой; однако знал ли он сам об этих переговорах? Мальчик стал юношей, юноша — молодым человеком, но прожив четверть века бок о бок с крупнейшими политиками великой державы, он не получил простых начатков политической школы. Он вечно оставался в тени, на втором плане.