Тайная страсть Достоевского. Наваждения и пороки гения - Т. Енко Страница 3

Он мечтал о творчестве, литературе и свободе: в жизни ждало его злобное высокомерие сверстников и глупость и тупость начальников.

Порою восторг пробуждавшейся мысли, острота новых впечатлений и размах мечтаний так захватывали его, что предстоящая карьера превращалась в кошмар. «У меня есть прожект сделаться сумасшедшим», – поверяет он брату Михаилу свою тайну. «Сделаться сумасшедшим» – то есть предохранить себя от того, чтобы к нему приставали люди с их практическими требованиями, жизненными правилами, условностями и стандартами, остаться свободным и независимым за оградой мнимого безумия.

В 18 лет он пишет пророческие слова: «Человек есть тайна. Ее надо разгадать, ежели будешь ее разгадывать всю жизнь, то не говори, что потерял время. Я занимаюсь этой тайной, ибо хочу быть человеком».

В 1840–1841 году, накануне выпуска, жизнь казалась Достоевскому особенно трудной. Он писал по ночам наброски драм и романов, а дежурный офицер гнал его спать. Вытянувшись в струнку на смотрах и учениях, он думал о Гамлете и пушкинских поэмах. Его послали ординарцем к великому князю Михаилу Павловичу, брату императора, и, думая о своем, он забыл отрапортовать по форме. «Посылают же таких дураков», – сказал великий князь.

В 1841 году Достоевский был произведен в прапорщики и должен был закончить свое образование как слушатель офицерских классов. Это означало право жить вне училища и пользоваться относительной свободой.

Он снял вместе с товарищем квартиру из четырех комнат и проводил дни и ночи за книгой и писанием.

В 1843 году прапорщик Достоевский получил чин подпоручика и был зачислен на службу при чертежной Инженерного департамента. Его карьера, однако, оказалась весьма краткой. Существует рассказ, будто поводом к его отставке в сентябре 1844 года, через год после производства, был неприятный случай с его чертежом, попавшим на глаза самому императору. Николай I якобы написал на чертеже: «Какой идиот это чертил!» Царские слова, по обычаю, покрыли лаком, чтобы сохранить их для грядущих поколений. Достоевский, обидевшись, что такая нелестная аттестация переживет века, подал в отставку.

Незадолго до этого в печати появился первый литературный опыт Достоевского – перевод романа Бальзака «Евгения Гранде».

И, не имея гроша за душой, он пишет брату: «Зачем терять хорошие годы? Кусок хлеба я найду. Я буду адски работать. Теперь я свободен».

Достоевский был очень беспорядочен и таким остался до смерти. Он не умел распоряжаться ни своим временем, ни своими деньгами. В квартире его царил хаос, и хозяин ее в течение суток переходил от изобилия к нужде. Он был способен заплатить 100 рублей процентов за 300, взятых у ростовщика на четыре месяца.

Полученные от опекуна за имение деньги он мог спустить в одну ночь, а затем сидеть неделями на чае, хлебе и колбасе.

Напрасно приятель его брата, доктор Ризенкампф, решил поселиться на одной квартире с ним: расчетливому немцу не удалось образумить беспутного расточителя. Однажды он получил тысячу рублей от опекуна, а на другое утро явился к изумленному Ризенкампфу просить пять рублей взаймы.

Первого февраля 1844 года пришла новая получка, тоже тысяча рублей, но к вечеру у Достоевского оставалось лишь сто: он ухитрился проиграть остальное на бильярде и в домино.

Зимой Достоевский часто простужался: комнаты не топились, на дрова не хватало средств.

Он уходил греться в трактиры и часами просиживал с «потерянными личностями» – выгнанными со службы чиновниками, пьяницами, картежниками и подозрительными особами обоего пола.

Достоевский никакого пристрастия к алкоголю не питал и даже плохо его переносил; крепких напитков избегал, в кабаках и на дружеских пирушках пил вино или пиво – да и то в небольшом количестве. К еде он тоже относился скорее равнодушно – но очень любил сладкое. Отличался он в это время худобой, болезненностью, часто страдал от простуды, желудочных болей и нервных судорог.

Товарищей он поражал своими странностями: он был суеверен, придавал большое значение знакам и символам, знамениям и пророчествам, ходил к гадалкам и боялся, что впадет в летаргию и будет преждевременно погребен. Боязнь эта доходила до того, что во время недомогания он оставлял на столе записку, требуя, чтобы в случае смерти его не хоронили пять дней. Однажды при встрече с похоронной процессией он упал в обморок.

Достоевский упорно и систематически работал над романом «Бедные люди». Вся его ставка была на это произведение: «Если мое дело не удастся, – пишет он брату, – я, может быть, повешусь». В 1845 году, терпя горькую нужду, больной и усталый, никому не известный и одинокий, он снова и снова переделывает и исправляет это первое свое крупное детище и не знает, что с ним сделать: послать в журнал или попытаться издать самому. Волнуясь и не решаясь ни на что, он худеет и не спит ночи напролет. В мае 1845 года его сожитель Григорович, будущий автор «Антона Горемыки» и друг многих русских и французских литераторов XIX века, показал рукопись романа Некрасову, который готовил к печати альманах прозы и стихов.

Прочитав «Бедные люди», Некрасов пришел в такой восторг, что решил тотчас же ночью ехать к молодому автору. Напрасно Григорович предлагал отложить визит, говоря, что Достоевский, наверное, спит в четвертом часу утра. «Что же такое, что спит, – рассердился Некрасов, – мы разбудим его. Это выше сна».

Впечатление, произведенное на Достоевского этим ночным посещением, объятиями Некрасова, его взволнованными похвалами, было незабываемо. В рассвете петербургского весеннего дня к нему пришла слава – исполнилась мечта его молодости. «Это была самая восхитительная минута во всей моей жизни», – признавался он много лет спустя.

«Бедные люди» появились в печати и привлекли к себе, так же как и почти одновременно печатавшаяся повесть «Двойник», всеобщее внимание читателей и критики. Уже в этих первых произведениях Достоевского ярко проявилось горячее сочувствие обездоленным, проникновение в «глубины души человеческой», чуткость к трагическим сторонам жизни, характерная для всех позднейших его произведений.

Многие из тех, кто читал роман в рукописи, плакали от жалости. Завязкой романа была любовь, но любовь кроткая, мечтательная и несчастливая.

Мелкий чиновник, пожилой и некрасивый Макар Девушкин, полюбивший молоденькую Варвару, жившую в соседнем доме, совсем не походил на романтического героя. Все мешало ему: робость, мешковатость, бедность, наивность, да он и не надеялся завоевать девушку. Он только жалел ее, хотел помочь ей, облегчить ее труд и нужду – и вся его радость была в отречении от себя.

Жертвовать собой, тратить на Варвару нищенские сбережения, терпеть ради нее лишения, вплоть до отказа от табака, ходить в оборванной одежде, чтобы посылать ей лакомства и цветы, жертвовать собой смиренно, тайно, не ожидая награды, – вот какой была любовь маленького человека, обитавшего на задворках жизни.

Этот «забитый и даже глуповатый чиновник, у которого и пуговицы на вицмундире обсыпались», говорил «самым простым слогом», но из его непритязательного рассказа становилось понятно, что «самый забитый, самый последний человек, есть тоже человек и называется брат мой». Варвара, в конце концов, разгадывает и его святую ложь, и его нужду, и его жертву и решает уйти, облегчить его участь и спасти себя от нищеты, выйдя замуж за «приличного человека» с деньгами, хотя она и не любит, и боится своего жениха, и сомневается в его чувстве к ней.