"Все объекты разбомбили мы дотла!" Летчик-бомбардировщик вспоминает - Георгий Осипов Страница 3

Для уточнения вопросов переформирования и предстоящего перебазирования на фронт 25 июля я с начальником штаба полка и старшим инженером на самолете СБ вылетел в Тулу.

На аэродроме в Туле встретил своего командира отряда в летной школе капитана H. H. Круглова. Он служил на Тульском аэродроме заместителем командира истребительного полка ПВО. Мы оба были рады встрече, долго и задушевно беседовали. Круглов рассказал, что уже сбил два фашистских разведчика. Через два месяца я вновь побывал на аэродроме в Туле и узнал, что он трагически погиб. В воздушном бою с фашистским разведчиком Круглов был тяжело ранен, но сумел посадить поврежденный самолет в поле. К самолету подбежали убиравшие хлеб колхозники, но открыть кабину истребителя не решились, полагая, что это фашистский летчик. Так и умер Николай Круглов, истекая кровью в кабине самолета, на глазах стоявших вокруг него людей.

После окончания переформирования полка мы с еще большим нетерпением ожидали перелета на фронт, жадно ловили скупые сообщения Совинформбюро, газет и гадали, куда могут нас направить. А сообщения день ото дня становились все тревожнее и безрадостнее. В начале июля сообщалось о боях на полоцком, борисовском и бобруйском направлениях, 12 июля — на витебском и псковском, а 16 июля — на смоленском. С первых дней августа сообщалось о том, что особенно упорные бои развернулись на смоленском направлении. И мы гадали, где идут эти ожесточенные бои: западнее города, в самом Смоленске или восточнее его.

Ночью в районе Сасова пролетел немецкий разведчик и была объявлена тревога. После тревоги долго не могли уснуть. Переговаривались между собой о том, как будем воевать. Командир эскадрильи Лесняк считал, что наши бомбардировщики целесообразно использовать для ударов по аэродромам и железнодорожным узлам, а я полагал, что в трудных условиях оборонительных сражений нас, скорее всего, будут использовать для нанесения ударов по наступающим войскам противника. Только к двум часам все замолчали, и каждый остался наедине со своими мыслями. Я вспомнил детство и юность. Было в них много трудного и прекрасного.

Мой отец Алексей Гаврилович и мать Анисья Петровна — выходцы из крестьянских семей Балашовского уезда. После службы в армии отец оставил родную деревню Ивановку и поселился на окраине города Балашова. Там он сначала работал плотником на строительстве Рязано-Уральской дороги, а потом участвовал в сооружении балашовского элеватора и моста через реку Хопер, став десятником.

Я родился в Балашове в 1916 году. В семье было шестеро братьев и две сестры. Жили все дружно, и старшие помогали младшим. В год смерти В. И. Ленина я пошел в школу. Отец, несмотря на материальные трудности, много внимания уделял нашему воспитанию. Когда я учился в школе, отец работал инструктором по организации сельскохозяйственных артелей и много ездил по командировкам. Он каждый год выписывал нам газету «Пионерская правда», журналы «Пионер» и «Знание — сила». Большой поклонник Л. Н. Толстого, отец и нас пристрастил к чтению художественной литературы, но Толстого я тогда не понимал, за исключением отдельных его сказок. В свободное время я увлекался строительством авиационных моделей, радиоприемников и фотографией, а лето проводил на реке Хопер.

В 1930 году, когда мои старшие братья и сестры разлетелись из родительского дома, семья переехала в Саратов. Меня взял к себе старший брат Владимир, и мы жили на его аспирантскую стипендию. В Саратове в 1931 году я вступил в комсомол и закончил семилетку. Так как вдвоем на аспирантскую стипендию и триста граммов хлеба в день жить было голодно и трудно, я не стал продолжать учебу в средней школе, а поступил в фабрично-заводское училище, где давали небольшую стипендию и немного больше хлеба.

Быстро пролетели два года учебы в ФЗУ, и в марте 1933 года, получив квалификацию токаря, я по призыву комсомола отправился из Саратова в Нижний Тагил на ударную стройку второй пятилетки «Тагилстрой», где возводился крупнейший металлургический комбинат. Здесь сначала я работал токарем, но через месяц меня вызвали в комитет комсомола, где секретарь заявил:

— Хватит тебе, Осипов, стоять у токарного станка. Ты у нас из комсомольцев самый образованный, и мы предлагаем твою кандидатуру на должность бригадира комсомольской бригады слесарей-монтажников. И никаких возражений.

Возражать было бесполезно. Так в семнадцать лет я стал бригадиром слесарей-монтажников. В бригаду включили десять комсомольцев, прибывших с лесозаготовок, несколько политэмигрантов из Польши, троих механиков, демобилизованных из Красной Армии, и группу ударников — молодых строителей некомсомольцев. Так как большинство рабочих бригады не владели умениями и навыками работы по специальности, я организовал с ними профессиональную учебу. Сам обучал их слесарному делу, клепке и развальцовке их учил старый котельщик Шилкин, а такелажному искусству — опытный монтажник Худорожков. В заключение со всеми членами бригады было проведено занятие по правилам установки оборудования по осям и уровню.

Все рабочие бригады занимались с желанием, несмотря на то что по постановлению ВЦИК у нас был десятичасовой рабочий день. Взяв обязательство выполнять план монтажа на 120 %, наша бригада фактически выполняла его на 150 %, досрочно сдавая первоочередные объекты, за что газета «Тагильский рабочий» несколько раз помещала репортажи о нашей бригаде и фотографии ее ударников. Зимой по вечерам я штудировал учебники, мечтая поступить в политехнический институт. Но жизнь спутала все планы.

Летом 1934 года меня вызвали в партком «Тагилстроя».

Секретарь парткома спросил меня:

— Осипов, хочешь быть летчиком?

Я ответил, что хочу.

— ЦК ВКП(б) проводит специальный набор. Партком рекомендует тебя и еще трех парней из твоей бригады. Вы — высотники, работаете ближе к небу, вам и учиться на летчиков. Надеюсь, что оправдаете доверие партии, — сказал секретарь парткома на прощание.

— Оправдаем, — ответил я.

Кроме нас, монтажников, партком рекомендовал в летное училище еще несколько молодых техников-строителей.

На медицинской и мандатной комиссиях в Свердловске большинство кандидатов было отсеяно. В летную школу поступили только я и техники В. Дьяченко, Б. Горелихин и А. Костомаха.

В Оренбургской летной школе я занимался с большим желанием, поэтому учиться мне было легко. Мой инструктор лейтенант Сальников выпустил меня в первый самостоятельный полет на самолете У-2 после восемнадцати вывозных полетов и проверки командиром эскадрильи Лазаревым. Свободное время в летной школе я посвящал гимнастике, лыжам и чтению художественной литературы.

Летом 1937 года на партийном собрании эскадрильи меня, как отличника летной подготовки, приняли в кандидаты партии. В том же году я закончил летную школу с отличием по первому разряду и присвоением звания лейтенанта.

Стоим в строю. Все в новенькой форме с двумя кубиками лейтенантов на голубых петлицах. Зачитывается приказ об окончании летной школы. Начальник училища С. П. Синяков вручает мне удостоверение личности со званием лейтенанта. Выпускной вечер. Счастье нового положения. Радужные мечты о будущем. От всего этого кружилась голова и сладко ныло сердце.