Сталин - Святослав Рыбас Страница 3

В 1898 году Иосиф Джугашвили становится членом Тифлисской организации Российской социал-демократической рабочей партии. Он уже знает, что не будет священником. Доходит до того, что он нападает на монаха, который взял из его «гардеробного ящика» запрещенные книги. Вместе с еще одним семинаристом он выбил из рук монаха стопку книг, схватил их и убежал.

В апреле 1899 года он исключен из пятого класса. В выданном свидетельстве говорится, что он окончил четыре класса и может служить учителем начальных народных училищ.

В декабре он устраивается на работу наблюдателем в физическую обсерваторию и живет на казенной квартире, в маленькой комнатке в деревянном флигеле. У него никогда не будет собственного дома, он в конце концов и умрет на государственной даче, не нажив никаких богатств.

Наступал XX век. Перефразируя Карла Маркса, скажем: завершалась «предыстория человечества».

То, что пришло в империю вместе с капитализмом, производило невиданные перемены в людях. Эти перемены отпечатывались не только в программах просветительских рабочих кружков, в сводках полицейских, но и наглядно проявлялись в студенческих собраниях, оппозиционной деятельности земской интеллигенции, недовольстве помещиков (вытесняемых рыночными новациями из поместий), разложением крестьянской общины.

Зарождалось новое общество, внутри которого шла постоянная борьба. Марксисты именовали ее «классовой». Сам же Маркс иногда называл ее «внутренней гражданской войной». Это новое общество выталкивало вверх, в рост, промышленность, торговлю, капиталы и одновременно с этим — людей, которые развивались, раскрывали в себе иные возможности и вдруг осознавали, кто их противник.

Марксизм давал ключ к пониманию будущего, убеждал в неизбежной победе справедливости. Поэтому юный Иосиф, входя в XX век, был заряжен динамитом марксизма и тоже начинал вырастать.

Первого января 1900 года в Тифлисе случилось небывалое — остановилась конка. Хотя конка — это не метро в современном городе, но тогда ее остановка была для центральной части города и горожан шокирующим событием. Тут же явилась полиция. Начались уговоры, которые переросли в попытку силой убедить забастовщиков. Те ответили силой, что еще недавно было немыслимо. Властям оказали сопротивление.

Последовали аресты нескольких самых активных участников забастовки. В конце концов конка пошла, но по Тифлису пронеслась весть о небывалом происшествии.

В январе был арестован и Иосиф.

Весной 1900 года Джугашвили вместе с товарищем организуют маевку в окрестностях Тифлиса. Первого августа в Главных железнодорожных мастерских началась забастовка, к ней присоединились рабочие нескольких других фабрик. В город ввели дополнительные воинские части. 500 забастовщиков арестовали. Одним из активистов-железнодорожников был сосланный в Тифлис Михаил Калинин, член Петербургского «Союза борьбы за освобождение рабочего класса», которым руководил В. И. Ленин.

Двадцать второго марта 1901 года в комнате Джугашвили в обсерватории состоялся обыск. Иосифа задержать не удалось. Он перешел на нелегальное положение, которое продолжалось до 1917 года и прерывалось «легализацией», то есть тюремными заключениями и ссылками.

Весной 1901 года Coco продолжает вести занятия в рабочих кружках, активно участвует в подготовке первомайской демонстрации.

Весной и летом 1901 года арестовывают многих активных партийцев, их ряды редеют, перегруппировываются. И в ноябре созывается общегородская партийная конференция. Ею руководят четыре человека. Один из них — Иосиф Джугашвили.

Есть ли грань, когда можно определенно сказать: вот тот миг, когда совершается судьба?

Вглядимся в то время. Вот перед нами почтовая открытка, на ней изображены два человека — император Николай II, министр финансов Сергей Витте, а с ними аллегорическая фигура Промышленности в виде молодой женщины. Витте говорит: «Это — индустриализация», а Николай возражает: «Это — социализм!» То есть — революция.

И оба правы.

Революция началась в деревне, где перенаселение и нехватка пахотных земель множили огромную скрытую безработицу, незаметную под кровом общины. Революция созревала в купеческих семьях, среди промышленников и финансистов, которые уже главенствовали в экономике страны, жаждали получить политическое влияние, но Петербург не замечал их.

Революция проникала в родовые помещичьи гнезда, в массе своей уже заложенные в Дворянском банке. Внедрялась и в аристократическую среду, где даже дети генералов и губернаторов были заражены идеей самопожертвования во имя «освобождения народа».

Промышленный подъем 1890-х годов вызывал к жизни невиданные перемены. В три раза увеличилась мощность паровых двигателей. Лавинообразно росла тяжелая промышленность, особенно на юге России. В «Новой Америке», так стали называть южные области империи, строились металлургические заводы, шахты, металлообрабатывающие предприятия. Россия стала мировым лидером по добыче нефти. По протяженности железных дорог она уступала только Североамериканским Соединенным Штатам. По объемам добычи железной руды, выплавке чугуна и стали, продукции машиностроения, промышленному потреблению хлопка, производству сахара страна занимала четвертое-пятое место в ряду самых развитых стран мира.

Бурно росло предпринимательство. Учреждались все новые и новые акционерные общества. Этот рост сопровождался мощным развитием частных банков. Промышленные и коммерческие капиталы объединялись, возникали монополии, переплетались и согласовывались интересы отечественных и иностранных финансово-промышленных групп.

В России, где свыше 85 процентов населения были крестьяне, объединенные в поземельные общины и занятые не товарным производством, а самообеспечением, источники накопления были очень ограничены. Бедность оборотных капиталов являлась бичом отечественной экономики.

А индустриализация требовала все больше образованных работников, росло число инженеров, юристов, врачей, учителей, литераторов. Русская интеллигенция, дитя петровских кадровых реформ, становилась заметной силой общества.

Трудно переоценить ее роль в разрушении империи. Один из ярких отечественных философов С. Л. Франк заметил по этому поводу: «По своему этическому существу русский интеллигент приблизительно с 70-х годов и до наших дней остается упорным и закоренелым народником: его Бог есть народ, его единственная цель есть счастье большинства, его мораль состоит в служении этой цели, соединенной с аскетическим самоотречением и ненавистью или пренебрежением к самоценным духовным запросам…»2

В начале XX века русские педагоги с помощью анкетного опроса попытались понять мироощущение учащейся молодежи. Опросы охватили более пяти тысяч учащихся в возрасте от 7 до 16 лет. Из них три тысячи — гимназисты, одна тысяча — ученики городских коммерческих училищ и одна тысяча — сельских школ.

Материальный успех гимназисты и ученики городских училищ поставили только на восемнадцатое место (последнее), а сельские — на второе3.