Юлий Цезарь - Роберт Этьен Страница 3

Постоянное соперничество честолюбивых политиков служило дрожжами для римской жизни. Но в I веке в их руках оказалось столь сильное оружие, как профессионализирующаяся армия в сочетании с потенциалом провинций, также находившимся в полном распоряжении наместников. И хрупкое равновесие традиционного, все еще общинного по характеру строя было необратимо нарушено. Зерна будущей монархии уже вызревали понемногу в республиканской почве, испытывались разные модели осуществления высших властных полномочий как в Риме, в Италии, так и в провинциях, на суше и на море. Позже Августу не придется ничего специально изобретать: его единовластие сможет рядиться в республиканские одежды традиционных магистратур и полномочий столь искусно, что вплоть до наших дней не утихнет спор историков и юристов об истинной природе режима принципата.

Тем более в период Республики эта объективная тенденция к установлению монархии была растворена в потоке привычной действительности. Цицерон мог сколько угодно сетовать на упадок нравов и общественные язвы, возмущаться всевластием и произволом триумвиров («трехголового чудовища»), порой подчиняться их замыслам, даже вопреки собственным принципам, но участие в политической жизни оставалось смыслом его существования как единственно возможный способ служения родине и согражданам. Идеал Римского государства не только сохранял свою притягательность и актуальность, но и находил до известной степени опору в реальной жизни. Да, конечно, кризис был налицо. И в произведениях Цицерона и Саллюстия формулируются теория упадка нравов и необходимость нравственной реформы для восстановления Республики. Порча, искажения могли быть устранены, однако без коренной ломки, без низвержения основ. Именно этого и ждали от Цезаря после его победы в гражданской войне, длившейся четыре года.

Но надеждам не суждено было сбыться. Цезарь не повторил того, что некогда сделал Сулла, — не восстановил Республику и не ушел от власти. Он поступил совершенно противоположным образом. Увеличив число избираемых магистратов, он пополнил сенат (с 600 до 900 человек), одновременно ослабив влияние традиционной сенатской олигархии и упрочив собственные позиции. Выводя новые колонии (в том числе в Коринф и Карфаген) и щедро раздавая провинциалам римское гражданство, проводя реформу муниципального строя и наделяя своих ветеранов землей, Цезарь еще более подталкивал процессы, требовавшие новой организации империи, возможной лишь при стабильной власти верховного правителя, а не раздираемого междоусобицами сената в сочетании с интригами честолюбивых полководцев. В этих условиях продление диктаторских полномочий Цезаря было обеспечено, и в 44 году он был провозглашен диктатором навечно. При управлении своей державой Цезарь не слишком заботился о соблюдении обычных процедур: рассылал по всему свету постановления сената, которые не обсуждались, но за подписью сенаторов, даже не ведавших подчас о содержании «своих» решений. Так, Цицерон получил благодарственное письмо за поддержку от царька, о существовании которого даже не подозревал. Выборы в народных собраниях также теперь происходили (по крайней мере, для половины магистратов) по прямой рекомендации диктатора. Да и высших должностных лиц, консулов, стали избирать не на год, а лишь на несколько месяцев. Но особенно тяжелое впечатление произвело событие последнего дня 45 года: когда собрались трибутные комиции для выборов квесторов, оказалось, что консул Фабий Максим, который должен был проводить выборы, скоропостижно умер. Цезарь тотчас же, превратив без соблюдения каких бы то ни было процедур трибутные комиции в центуриатные (а это были два совершенно разных вида народных собраний), объявил консулом одного из своих друзей — Гая Каниния Ребила, и тот стал консулом на последний день года. Потрясенному Цицерону оставалось только горько шутить: «На диво бдительный консул: во все свое консульство не сомкнул глаз!»

Как же реагировали римляне на бесцеремонное обращение Цезаря с республиканскими порядками? Мы мало знаем о позиции народа, но общая поддержка им Цезаря, имевшего устойчивую репутацию популяра, показывает, что такое его отношение к традициям свободной Республики едва ли вызывало массовое негодование. Иное дело сенатские круги, и прежде всего те их представители, которые традиционно занимались активной политической деятельностью. Им были привычны и понятны два состояния: или нормальная, хотя бы с виду, государственная жизнь в рамках сулланской конституции, или гражданская война, отменяющая все законы. Беззаконие и хаос гражданской войны были объяснимы и вроде бы даже естественны. Если что и удивляло, так это масштабы «милосердия» Цезаря, даровавшего прощение чуть ли не всем своим побежденным врагам, в том числе будущим заговорщикам Бруту и Кассию, сразу после битвы при Фарсале (48 г.), где те бились на стороне потерпевшего поражение Помпея. Лишь такой принципиальный республиканец, приверженец стоической философии, как Катон Утический, не пожелав принять эту милость, героически покончил с собой.

Как это ни странно, в годы гражданской войны, когда Цезарь не раз бывал близок к краху, его позиции казались более устойчивыми, чем после его окончательной победы, бросившей к его ногам весь римский мир. Пока шла война, Цезарь, несмотря на обвинения его в стремлении к высшей власти, оставался в глазах политической элиты Рима — сената — своим, ибо стремление к первенству считалось для римских нобилей естественным. Но как только установился мир и стало ясно, что восстановления нормального строя не происходит, ситуация резко изменилась. Единовластие Цезаря вдруг стало невыносимым.

После возвращения из Испании осенью 45 года ему были оказаны все мыслимые почести. Как пишет Аппиан, «во всех святилищах и публичных местах ему совершали жертвоприношения и посвящения, устраивали в его честь воинские игры во всех трибах и провинциях, у всех царей, которые состояли с Римом в дружбе… Его нарекли отцом отечества и выбрали консулом на десять лет и пожизненным диктатором; особа его была объявлена священной и неприкосновенной; для занятия государственными делами ему были установлены сиденья из слоновой кости и золота, при жертвоприношении он имел всегда облачение триумфатора. Было установлено, чтобы город ежегодно праздновал дни боевых побед Цезаря, чтобы жрецы и весталки каждые пять лет совершали за него молебствия и чтобы тотчас же по вступлении в должность магистраты присягали не противодействовать ничему тому, что постановил Цезарь. В честь его рождения месяц Квинтилий был переименован в Июлий. Было также постановлено посвятить ему наподобие божества множество храмов…».

Однако не это оказалось чрезмерным. Чашу терпения переполнили, казалось бы, капли…

Смерть тирану?

Во всех повествованиях об убийстве диктатора фигурируют несколько событий, случившихся в первые месяцы 44 года. Сначала Цезарь принял сидя сенаторов, явившихся в полном составе, чтобы поднести постановления об упомянутых выше почестях. И этим дал повод обвинить его, что он замышляет стать царем (кстати, Цезарь отказался от предложенного сенаторами десятилетнего консульства). Кто-то из тех, кто раздувал подобные слухи, украсил его изображение лавровым венком, обвитым белой лентой. Трибуны Марулл и Цезетий разыскали этого человека и арестовали его, на что Цезарь отреагировал спокойно. Но те же трибуны снова вмешались, когда народ приветствовал Цезаря как царя у городских ворот, и нашли в толпе зачинщика. Тогда диктатор разгневался и удалил самих трибунов, обвинив их в том, что они коварно навлекают на него подозрения в тирании.