Русский фактор. Вторая мировая война в Югославии. 1941-1945 - Алексей Тимофеев Страница 3

После отступления партизан в Боснию и Черногорию до осени 1944 г. Сербия оказалась вне зоны военных действий. В этот период, в 1942–1944 гг., партизанское движение активно развивалось именно на территории НГХ (в Хорватии и Боснии), где новорожденное хорватское государство стремилось истребить значительную часть своих граждан — сербов, евреев, цыган. Время от времени немцы пытались помочь хорватам зачистить партизанские районы, и тогда дело доходило до воспетых титовской историографией «наступлений», в ходе которых партизаны успешно вырывались из смертельных тисков усташей и немцев. В передышках между этими наступлениями партизаны и четники активно истребляли друг друга, пренебрегая борьбой против немецких оккупантов.

В начале 1941 г. на территории Королевства Югославия проживали несколько десятков тысяч русских эмигрантов, которые, благодаря поддержке со стороны сербской правящей элиты пользовались весьма широкими правами. Вот уже двадцать с лишним лет жизнь русской эмиграции в Югославии привлекает внимание историков, которые не могли не заметить вклад эмигрантов в развитие науки, искусства и просвещения в Сербии [7]. В стране, где бoльшая часть населения занималась сельским хозяйством, а Первая мировая война порядком проредила интеллигенцию, образованная и квалифицированная русская эмиграция смогла с пользой для себя и для среды проникнуть почти во все поры сербского общества. Благодаря этому роль русских эмигрантов в общественной жизни Югославии была намного более значимой, нежели их реальная численность. Центрами русской эмиграции в предвоенной Югославии были: Государственная комиссия по делам русских беженцев, Св. синод РПЦ(з), ряд образовательных и культурных учреждений — русско-сербская гимназия в Белграде, девичий институт и кадетский корпус в Белой Церкви, Русский научный институт, поликлиника русского Красного Креста в Белграде, госпиталь русского Красного Креста в Панчево, бесчисленное количество всевозможных обществ и союзов по всей Югославии, а также лично В.Н. Штрандтман, преемник российского дипломатического представительства, занимавший в королевстве должность делегата по защите интересов русских беженцев.

Демографическая ситуация в среде русской эмиграции не была однозначной. До середины тридцатых годов наблюдался спад численности эмигрантов вследствие преобладания смертности над рождаемостью и отлива части эмиграции в более благополучные страны Западной Европы. В 1924 г. в королевстве сербов, хорватов и словенцев проживали около 42 500 русских эмигрантов, а в 1937 г. общее число эмигрантов в Королевстве Югославия составляло 27 150 человек [8], с тем, что к этому стоит добавить еще некоторое количество эмигрантов, которые ввиду своего служебного положения (армия, государственный аппарат и др.) были вынуждены принять югославское подданство или какое-либо иное гражданство. В конце тридцатых процесс уменьшения численности эмигрантов практически остановился и эмиграция вступила в состояние определенного демографического равновесия, которое сопровождалось активным вхождением во взрослую жизнь второго поколения эмигрантов из стен гимназий и со студенческих скамей. По данным переписи русских эмигрантов, проведенной в мае-июне 1941 г., в Сербии проживали около 20 тысяч русских эмигрантов, не считая тех, кто принял гражданство Югославии до 1941 г. До ухода немецких войск из Сербии осенью 1944 г. число русских в Сербии было подвержено незначительным колебаниям. С одной стороны, часть представителей старого поколения эмиграции не смогли пережить голод и холод еще одной войны; часть молодых эмигрантов, с семьями или чаще без них, переселялись в Германию и другие страны оккупированной Западной Европы, где надеялись получить трудоустройство; наконец, немногим эмигрантам удалось убедить немцев в своей лояльности, получить места переводчиков и технических специалистов и присоединиться к немецкому походу на восток. С другой стороны, число русских в Сербии увеличивалось в результате концентрации там частей Русского охранного корпуса (РОК) и небольших полицейских частей, где также служили русские эмигранты из всех балканских стран (из Хорватии и других частей оккупированной Югославии, из Болгарии, из Греции и из Румынии, в том числе из оккупированных последней областей СССР). В некоторых случаях (как, например, в случае с «греческими русскими») имело место и переселение членов семей русских военнослужащих в Сербию, хотя немцы, в принципе, и противились этому [9].

Русская эмиграция в Королевстве Югославия сохраняла свою общность не только благодаря особому статусу эмигрантов, но и вследствие особых, неформальных внутренних связей. Эти неформальные связи базировались на общности мировоззрения: ностальгическая любовь к России, преданность православию, общее консервативное мировосприятие, отрицательное отношение к коммунистическим идеям и большая или меньшая уверенность в том, что крайне левые взгляды необходимо подавлять всеми мерами, в том числе насильственными. Показательны в этом смысле пристрастие русских эмигрантов к лекциям на военные темы, воспитанию мальчиков в кадетских школах и популярность книг на военную тематику [10]. Все это в местных югославских условиях связывалось с лояльностью к Югославии и правящей сербской династии Карагеоргиевичей. Такая лояльность находила поддержку у значительного числа сербской элиты и выражалась в дружественном отношении к русским эмигрантам. Сербскую элиту возглавляли король Александр Карагеоргиевич (1888–1934) и патриарх Варнава (Росич) (1880–1937), обучавшиеся в императорской России и испытывавшие личные теплые отношения к русским эмигрантам. Вследствие этого русская колония в Югославии, основанная бывшими активными участниками Гражданской войны и членами их семей, превратилась в центр правой иделогии в русской эмиграции, который разительно отличался от либеральных эмигрантских центров Праги и Парижа [11]. На это сразу же обращали внимание те русские эмигранты, которые прибывали в Сербию из других европейских стран, как, например, Н. Волковский, специальный корреспондент газеты «Сегодня», прибывший на Конгресс русских писателей и журналистов в 1928 г.: «На станции Нови-Сад — точно из гроба вставший живой образ далекого-далекого прошлого: генерал в русской форме с двумя Георгиями. Здесь, в Югославии, еще многие русские военные сохранили свою старую форму. Вообще положение русских здесь настолько отличается от их правового положения в остальной Европе, что попадаешь точно в иной мир» [12]. Такой теплый по отношению к эмигрантам климат предвоенной Югославии выражался не только в русофильских настроениях части правящей элиты (до середины тридцатых годов), но и в крепкой антикоммунистической позиции, которую занимали югославские власти. До 1940 г. Югославия не имела дипломатических отношений с СССР. Практически на всем протяжении существования югославского королевства (а точнее, с 1920-го по 1942 год) деятельность коммунистической партии в Югославии была строго запрещена. Те, кто призывал к «возмущению мира и спокойствия государства, проповедовали, оправдывали и хвалили диктатуру, революцию или другое насилие», подвергались тюремному заключению, а «оказывавшие вооруженное сопротивление властям» коммунисты подлежали крайне жесткому суду военного трибунала.