Петербургские окрестности. Быт и нравы начала ХХ века - Сергей Глезеров Страница 3

…Я не ставлю перед собой целью провести всеобъемлющее и исчерпывающее научное исследование – для этого потребовалось бы подготовить немало увесистых томов. История Ленинградской области настолько огромна и необъятна, что ее не исчерпать ни объемистым справочником, ни энциклопедией. И все равно останется нечто, что ускользнет от взгляда исследователя.

О чем же пойдет речь в предлагаемой книге? Прошу читателей не удивляться, но в ней почти не будут упоминаться всемирно известные архитектурные и ландшафтные достопримечательности бывшей Петербургской губернии. Об этом и ранее, и в последние годы уже сказано немало, и мне не хотелось бы повторяться.

Не будет здесь и повествований, связанных с историей возникновения и развития какого-либо конкретного населенного пункта, уездного города, деревни или дворянской усадьбы. Этим темам также посвящено немало специальной краеведческой литературы, созданной как петербургскими исследователями, так и многочисленными местными энтузиастами-краеведами, настоящими хранителями народной памяти. Названия многих краеведческих исследований, посвященных отдельным объектам, усадьбам, городам и районам Ленинградской области, читатель найдет на страницах библиографического списка литературы в конце этой книги.

Я поставил себе несколько иную задачу: я попытаюсь представить развернутую картину повседневной жизни Петербургской губернии конца XIX – начала XX века так, чтобы у читателя сложился внятный образ губернского быта того времени; рассказать, как жили представители различных слоев населения в уездных городах и в деревнях, какие думы властвовали; чем повседневно занимались представители уездной интеллигенции и губернского дворянства; показать, что историю «блистательного Санкт-Петербурга» невозможно рассматривать в отрыве от истории земель, окружающих его.

Каждый из очерков этой книги является своего рода миниисследованием, основанным на мемуарах, исторической литературе, архивных данных, газетной хронике. В совокупности они помогут воссоздать навсегда ушедший в историю образ жизни «вокруг Петербурга», вспомнить исчезнувшее, как плохое, так и хорошее, и, может быть, послужат кому-то поводом к возрождению умных и полезных традиций.

Земли вокруг Петербурга издавна хранили типичные черты русской провинции, однако близкое расположение столицы Российской империи накладывало серьезный отпечаток. «Нет на Руси, пожалуй, таких населенных мест, к которым можно было бы более кстати применить меткий старинный термин – пригороды, как к поселениям, окружающим Петербург, – говорилось в солидном исследовании "Живописная Россия", изданном в 1881 году. – Все эти Петергофы, Павловски и прочие городки, лежащие в районе нашей столицы, живут и дышат ею, носят на себе ее отпечаток, составляют ее неотъемлемые части или как бы продолжения, и только в этом отношении мыслимы… За исключением некоторых старинных поселений Петербургской губернии (Ладога, Шлиссельбург и др.), все ее новейшие городки вызваны к жизни искусственно и живут искусственной жизнью. Все они появляются на свете разновременно, после основания Петербурга, как его отпрыски – и имеют, по отношению к нему, исключительно одно, так сказать, служебное назначение…»

Несмотря на разнородность «припетербургских» территорий, они становились своеобразным мостом между столицей и Россией, ибо совсем рядом с парадной императорской столицей люди жили давними патриархальными традициями. «Я проехал как-то вверх по Неве на пароходе и убедился, что… окраины – очень грандиозные и русские, – писал Александр Блок. – За Смольным начинаются необозримые хлебные склады, элеваторы, товарные вагоны, зеленые берега, громоздкие храмы…»

Эти предместья имели настолько непарадный, «непетербургский» вид, что, как писал еще в 1874 году известный столичный журналист В.О. Михневич, приезжему человеку въезжающему в Петербург и по железным дорогам, и с моря, никак не ощутить, что он прибывает в столицу Российской империи, а не в какой-то уездный городишко, ибо она (столица) «начинается беспорядочными, мизерными постройками и лачужками». А в одном из путеводителей по Петербургу начала XX века, составленном В.М. Суходревым и изданном к 200-летию города, откровенно говорится: «Петербург, при въезде в него с какой бы то ни было стороны, нисколько не поражает путешественника ни своей панорамой, ни красотою…» (Кстати, эти суждения совершенно правомерны и по сей день…)

Действительно, многие петербургские литераторы не раз отмечали, что стоит только выехать за границы Петербурга, и можно оказаться словно бы совсем далеко от столицы, совсем в другом мире – в старой патриархальной Руси, живущей по своим древним народным заветам. Так, А.С. Грибоедов в очерке «Загородная поездка», написанном еще в 1826 году, говоря о своей поездке в чудные парголовские окрестности, средь «мирных рощ, дубов, лип, красивых сосен», описал случайно им увиденный крестьянский праздник. С восторгом рассказывает он о «белокурых крестьяночках в лентах и бусах», хоре из мальчиков и с грустью добавляет о горожанах-слушателях «родных песен», занесенных со священных берегов Днепра и Волги: «Им казалось дико все, что слышали, что видели: их сердцам эти звуки невнятны, эти наряды для них странны».

В петербургских очерках середины XIX века многие писатели стали обращать внимание именно на окраины и пригороды – словно бы деревенскую Россию, вплотную примыкающую к своей «полурусской-полуевропейской» столице…

Как известно, история не имеет сослагательного наклонения. Однако исторический процесс многовариантен, он представляет собой непрерывный путь через «развилки». Именно они дают возможность глубже понять события и явления, которые мы иногда недооцениваем или попросту не замечаем. Руководитель Исторического общества Ямбурга-Кингисеппа, писатель, журналист, историк и краевед Вадим Аристов доказывает, что по первоначальной задумке Петра Великого именно Нарва должна была стать морской столицей России, а вовсе не те места, где стояла шведская крепость Ниеншанц.

– Вадим Владимирович, вы пытаетесь покуситься на святая святых петербурговедения. Ведь принято считать, что заветной мечтой Петра было утвердиться именно на невских берегах. Говоря словами поэта, «ногою твердой стать при море»…

– Посмотрите, что было до начала Северной войны: шла дипломатическая борьба. О чем переговариваются союзники России? Они против того, чтобы Петр вел русские войска на Нарву. Вместо этого предлагают ему идти на Неву, отвоевывать Ингрию и Карелию. Но Петр категорически стоит на своем – ему в первую очередь нужна Нарва.

Еще за несколько лет до Северной войны в Европе ходили слухи: Петр начнет войну со Швецией и будет брать Нарву. Об этом даже писалось в европейских газетах. Еще один важный момент, который обычно упускают из виду: Петр, уже объявив войну Швеции, оговаривал, что он готов пойти на мир, если Карл XII отдаст ему Нарву. Если до этого он заявлял, что ему нужен или Ниеншанц в устье Невы, или Нарва, то в самом начале войны ему уже была нужна только Нарва.

– Вы думаете, если бы Петру отдали Нарву, он не стал бы отвоевывать Ингрию и основывать Петербург на Неве?