Стальной ураган - Виктор Прудников Страница 30

Если заглянуть в краткий справочник боевого пути корпуса, можно прочитать такие строки: «7 марта 1943 года корпус перебрасывается по железной дороге на Воронежский фронт. В состав корпуса входили части:

22, 112 и 200-я танковые бригады, 6-я мотострелковая бригада, 1008 ИПТАП, 270 МП, 40 ОБАБ, 351 ОБО, 6 АТР, 75 и 177 ПРБ, 85 ОСБ. После выгрузки на станции Курск корпус к 28 марта сосредоточился в районе: Рыбинские Буды, Каменка, Лунино, Обоянь, Драчевка с задачей не допустить выхода противника на северный берег реки Псел и прорыва в направлении на Курск» [113].

В ходе боев зимой 1943 года советские войска глубоко вклинились во вражескую оборону. Так образовалась Курская дуга длиною в 550 километров по фронту. Германское командование вознамерилось срезать этот выступ сходящимися ударами его основанию, окружить и уничтожить войска Воронежского и Центрального фронтов, затем перенести удар в тыл по войскам Юго-Западного фронта.

Обе противоборствующие стороны — командование Красной Армии и командование вермахта — придавали предстоящим, боям особое значение. От их успехов или неудач зависел исход всей войны.

Предстоящую операцию немцы назвали «Цитадель». Она была разработана гитлеровскими генералами во главе с начальником Генерального штаба Цейтцлером. Ее одобрил Гитлер. Но в высшем эшелоне власти не было единого мнения относительно проведения задуманной операции летом 1943 года. Это резко обнаружилось на совещании у Гитлера 3 и 4 мая, на котором присутствовали, кроме Гитлера и Цейтцлера, командующие группами армий «Юг» Манштейн и «Центр» Клюге, командующий 9-й армией Модель, генерал-инспектор бронетанковых войск, бывший командующий 2-й танковой армией Гудериан, министр вооружений Шпеер и другие.

Сорок пять минут Гитлер убеждал присутствующих в том, что наступление германских армий на Восточном фронте в ближайшее время целесообразно, оно будет иметь успешное завершение. Свои доводы фюрер обосновывал тем, что в армию поступили новые виды военной техники — тяжелые и средние танки «тигр» и «пантера», самоходные артиллерийские установки «фердинанд», а также самолеты — истребитель «Фокке-Вульф-190», штурмовик «Хеншель-129», пикирующий бомбардировщик Ю-87.

Но у многих командующих на этот счет была своя точка зрения, в том числе у Гота, Манштейна и Гудериана. Эта точка зрения интересна и с военной стороны, и с политической.

Например, Модель располагал разведывательной информацией о том, что советское командование подготовило на Курской дуге глубоко эшелонированную оборону, приказало отвести свои танковые и моторизованные войска с выступающих позиций, а вероятные направления прорыва усилило артиллерией и противотанковыми средствами. Поэтому, считал Модель, надо разрабатывать новую тактику боевых действий, а наступление на Курской дуге следует отменить.

С Моделем согласился и Манштейн, заявивший, что наступление имело бы успех, если бы оно началось в апреле. Теперь же время упущено. Чтобы разгромить советские войска, потребуется дополнительно только ему две боеспособные пехотные дивизии. На что Гитлер ответил отказом, настаивал обходиться имеющимися силами.

Не порадовал оптимизмом — на что так надеялся Гитлер — и Гудериан. Для него, фашиста до мозга костей, который всегда поддерживал своего фюрера, поражение германских войск под Москвой и Сталинградом не прошло даром: страх оказаться снова у разбитого корыта не вдохновлял на подвиги. Он заявил, что «наступление бесцельно; наши только что подтянутые на Восточный фронт свежие силы при наступлении по плану начальника Генерального штаба будут снова разбиты, ибо мы наверняка понесем тяжелые потери в танках. Мы не в состоянии еще раз пополнить Восточный фронт свежими силами в течение 1943 года» [114].

Тщательно готовилось к наступлению и командование Красной Армии. Фронты — Центральный, Воронежский и Юго-Западный — вплотную занимались разработкой наступательной операции. Их командующие — Рокоссовский, только что вступивший в должность Ватутин и Малиновский — понимали: на Курской дуге будет решаться вопрос не только о захвате стратегической инициативы в борьбе с гитлеровскими захватчиками, но и об их разгроме, о поворотном моменте в ходе Великой Отечественной войны.

Были посвящены в планы предстоящих боевых действий и штабы армий и корпусов, хотя, конечно, только в общих чертах.

Фронтовая обстановка на Курской дуге сложилась так, что до начала сражения еще было время, которое можно было использовать для обучения и подготовки наступающих войск.

Сосредоточившись у Обояни, 6-й танковый корпус получил конкретную задачу: не допустить противника на северный берег реки Псел и прорыва его в направлении Курска. Для уточнения задачи Гетман отправился в штаб армии, разместившийся в селе Успенов, недалеко от Обояни. Там Андрей Лаврентьевич и познакомился с командармом Катуковым. О нем он слышал еще в 1941 году под Москвой, потом и на Калининском фронте.

Андрей Лаврентьевич представился, как подобает в таких случаях, по уставу. Катуков протянул руку, в свою очередь, представил своего помощника Е. В. Барановича, начальника штаба М. А. Шалина и начальника оперативного отдела М. Т. Никитина. Разговор начался с того, что командарм поинтересовался боеспособностью корпуса, его личным составом и вооружением, потом Шалин на карте показал участок обороны корпуса, который в ближайшее время предстояло укрепить всеми средствами так, чтобы немцы в случае контратаки не могли его преодолеть.

Получив необходимую информацию, командир корпуса уже собирался проститься с командованием армии, как Катуков дал понять, что разговор еще не окончен. И тут же заявил, что с одной из бригад, 100-й, ему придется расстаться: формируется 31-й танковый корпус, который войдет в состав армии.

Это решение было столь неожиданным, что Гетман даже сразу растерялся. Придя в себя, стал возражать: лишившись «сотки», корпус будет значительно ослаблен. С чем же ему тогда воевать?

В разговор вмешался начальник штаба Шалин. Он сказал, что корпус никто не собирается ослаблять. Вместо 100-й танковой бригады комкор получит 112-ю танковую бригаду, бывшую 112-ю танковую дивизию.

От такого предложения Андрей Лаврентьевич едва не потерял дар речи. 112-я танковая — это же соединение, которое он создавал на Дальнем Востоке и с которым прибыл на защиту Москвы в ноябре 1941 года.

Все разрешилось как нельзя лучше, и Гетман возвратился в корпус, вполне удовлетворенный тем, что 112-я танковая бригада, с которой пройдено столько трудных дорог, будет снова под его непосредственным командованием.

Когда началась планомерная подготовка к летнему сражению, отнимавшая у командира корпуса много времени, Андрей Лаврентьевич первым делом направился в 112-ю танковую бригаду. В своих воспоминаниях он написал: «Было приятно вновь встретиться со старыми боевыми товарищами. Бригадой командовал бывший начальник штаба дивизии полковник Михаил Трофимович Леонов. Начальником политотдела был депутат Верховного Совета СССР подполковник С. Е. Вобян. При встрече они рассказали, что в январе 1942 года в жизни бригады произошло знаменательное событие: в гостях у ее воинов побывала делегация Монгольской Народной Республики во главе с премьер-министром маршалом X. Чойбалсаном.