Наша музыка. Полная история русского рока, рассказанная им самим - Антон Чернин Страница 30

Михаил Борзыкин: «Твой папа — фашист» — эта фраза пришла совершенно внезапно, сама по себе. Видимо, произошло какое-то подключение к информационному полю. Нас же называли хулиганьем, идиотами, ублюдками — кем угодно! А родители при этом были чистые, светлые и коммунистические. Но если взять и поменять ярлык, все сразу становится на свои места.

Потому что именно их психологическая суть была фашистской. Желание подавлять в собственных детях тягу к свободе — это выглядело очень забавно.

— Какой-то в тебе не наш душок! — бывало, говорили нам родители. — Какой-то ты там в своем университете гадости поднабрался!

И мы чувствовали себя изгоями в этом смысле. Вот эта песня и явилась таким отражением…

Люди, игравшие новую музыку, должны были и выглядеть по-новому. И «Телевизор» над своим внешним видом работал очень основательно. Перед выходом на сцену артисты переодевались в странные наряды и обильно гримировались. Так делали и Константин Кинчев, и Виктор Цой, и Борис Гребенщиков, и Олег Гаркуша, а, скажем, Жанна Агузарова продолжает так делать и до сих пор.

Михаил Борзыкин: По тем временам у «Телевизора» даже был свой дизайнер. Завали его Джимми, он довольно известный в Питере человек. На первый фестиваль он нашил нам вообще всю одежду. Задача была выдержать красно-черно-белые тона. Тогда никакого разговора про это со стороны группы «Алиса» не было. Это был 1984 год, когда еще Кинчев не работал, не играл в «Алисе».

Вот у нас все это было — вычурные, нововолновые рубашечки, с невероятными плечами. Это все подбиралось по цвету: мы даже чешки покупали красного цвета. Конечно, волосы красились различными цветами, вешались серьги, подводились глаза, губы красились самыми невероятными цветами. Тогда мы не видели в этом ничего из альтернативной сексуальной ориентации. Для нас это было просто знаком принадлежности к неземной цивилизации — и все!

Со временем больше пошло всяких традиционных рокерских одежд, но это уже позже. Появились кожаные куртки, а ведь это было непросто — достать хорошую кожаную куртку. Нам, например, подарило французское телевидение. Они привезли всей группе «Телевизор» по косухе. И это был божественный подарок! Ничего подобного мы не могли себе позволить. Красные с черным кожаные косухи специально для «Телевизора»!

…

Самым громким событием 1987 года в мире рок-музыки, безусловно, стал скандал, связанный с Константином Кинчевым. 17 ноября 1987 года группа «Алиса» давала концерт во Дворце спорта «Юбилейный». Согнанная ко Дворцу милиция показала себя во всей красе — зрителей избивали дубинками и заталкивали в воронки. Досталось и беременной жене Кинчева Анне Голубевой. Узнав об этом, лидер «Алисы» отказался выходить на сцену. А когда его все-таки уговорили, он посвятил песню «Эй ты, там, на том берегу» «присутствующим в зале иностранным гостям, ментам и прочим гадам».

После концерта в газете «Смена» появилась статья никому не известного журналиста Виктора Кокосова «Алиса с косой челкой», в которой Кинчева обвинили в том, что он орал со сцены «Хайль Гитлер». Кинчев подал в суд и через год дело выиграл. Мало кто знает, что косвенным виновником происшедшего стал как раз лидер «Телевизора». После того как за день до Кинчева на той же сцене он спел в маске Горбачева песню «Рыба гниет с головы», милиция ожидала уже всего чего угодно.

Михаил Борзыкин: Художник Кирилл Миллер перед концертом во Дворце спорта «Юбилейный» подошел, показал мне резиновую маску с лицом Горбачева.

Маска была шикарная. Я сразу стал просить:

— Ой! Дай на концерт!

Он говорит:

— А бери!

Все это было как-то внезапно. Я еще подумал: «Ух, щас как надену ее на „Рыба гниет с головы“!» Я надел ее на затылок, повернулся спиной к залу и пел спиной к залу. То есть зал видел как бы Горбачева, поющего песню «Рыба гниет с головы».

А сама песня «Рыба гниет с головы» была посвящена Ельцину. Как раз Горбачев с Ельциным поступил не очень хорошо, на наш взгляд. Тогда Ельцин вызвал у нас некую симпатию. Нам казалось, что Горбачев душит такого свободолюбивого Ельцина… Горбачев и его окружение на том этапе начали надоедать своим пустобрешеством, пустозвонством, обтекаемостью и нечленораздельностью.

На следующий день, сразу после этого, был концерт «Алисы». У правоохранительных органов все смешалось в башке, и в результате бедный Костя получил там неприятностей. Мы ходили потом вместе, пытались отстаивать через прессу его невиновность, нефашистскость — в общем, смешная история…

Но вообще, это был удар! Несколько концертов прошло, которые взорвали ситуацию!

С тех пор прошло более пятнадцати лет. Борзыкин с Кинчевым до сих пор дружат. Альбом «Алисы» «Сейчас позднее, чем ты думаешь» начинается со звуков, созданных как раз лидером «Телевизора».

Михаил Борзыкин: Получилось так, что им надо было срочно какое-то шумовое маленькое вступленьице, и они попросили меня быстро это сделать. Я ведь, в общем, специалист по таким вещам и давно этим занимаюсь. Я согласился, сделал все быстро и с удовольствием… Как бы я ни относился к нынешней музыке «Алисы», но Костя для меня — уже родственник. Как брат. И поэтому он как бы вне зоны осуждения. То есть мне может не нравиться все что угодно в нем. Но осуждать его, как знакомого, уже родного мне за двадцать лет человека, мне не хотелось бы.

…

Через год, в июне 1988-го, свою главу в историю русского рока вписал и Борзыкин. Дело было перед шестым рок-клубовским фестивалем, который едва не отменили в последний момент. Дальше было вот что:

Михаил Борзыкин: Получилось так, что за день до открытия запретили проведение рок-клубовского фестиваля на Зимнем стадионе. Никто об этом не знал. Все приготовили программы, все были готовы… Тогда я был членом Совета рок-клуба и отвечал за прослушивание молодых групп. Например, принимал в Рок-клуб группу «Ноль»… Но речь не об этом.

Я прихожу к стадиону. Там сидит весь Совет рок-клуба и разводит руками:

— Не знаем, чего делать! Запретили!

Оказалось, что власти придрались к несоблюдению правил пожарной безопасности. Якобы там на полу лежит покрытие, которое может воспламениться…

Президент рок-клуба Коля Михайлов стал говорить, что мероприятие запретил обком партии и поделать ничего нельзя.

— Так и будем сидеть? — говорю я. — Надо же хоть что-то сделать!

— Что ты тут сделаешь? Это же обком партии!

— Если просто так сидеть, ничего и не изменится!

— Ну иди, собирай демонстрацию, если хочешь!

В результате я пошел собирать демонстрацию… Люди подходили, покупали билеты, и какое-то движение накануне фестиваля там было. Я стоял и орал — без всякого мегафона. Просто орал: