Шейх Мансур - Алаудин Мусаев Страница 30

Когда в ауле узнавали о рождении мальчика, все односельчане спешили поздравить родителей. Счастливый отец устраивал в честь этого события пир, иногда длившийся целых три дня, на котором один из уважаемых родственников давал новорожденному имя. Женщины устраивали собственный пир: в комнату матери приходили родственницы и знакомые женщины и после чтения над новорожденным молитвы из Корана принимались за угощение — баранину, рис, разнообразные сладости. На женском пиру младенцу также давали имя — то, какое хотелось матери. Нередко случалось, что отец и мать звали ребенка разными именами. Вот почему мужчины и женщины с двумя именами не были редкостью в Чечне.

До совершеннолетия дети находились в абсолютной власти отца, и не существовало закона, который бы ограничивал эту власть. Но с достижением возраста, когда сыновья уже умели пользоваться оружием и могли стать воинами, отец уже не демонстрировал свою власть над сыном и давал ему больше самостоятельности. По адату все мужчины одной семьи имели равные права, хотя в реальности все же главенствовал отец. Чеченцы считали детей, в особенности сыновей, даром Божьим, поэтому никогда не били их и очень редко ругали. Другой причиной столь гуманного обращения было убеждение, что побои и брань запугивают детей, делают их робкими и препятствуют тому, чтобы из них выросли храбрые воины. «Если ребенок проказничает, — рассуждает чеченец, — это значит, что он будет удальцом. Вырастет большой, наберется ума, не станет делать глупостей и будет джигитом. Ест много? Ну и хорошо — значит, будет богатырь!»

Главной воспитательной заботой отца было дать сыновьям трудовые навыки, а также развить в них умение владеть оружием, силу и храбрость. Отец хвалил сына за успех в каком-либо деле, а в случае неуспеха старался насмешками и обидными прозвищами воздействовать на его самолюбие. Грамоте обучались только мальчики, начиная с десяти лет по собственному желанию или воле отца. Обучение проходило дома, куда для этого приходил мулла, или в специальных школах, которые существовали при мечетях в некоторых аулах. Если ребенка отправляли в такую школу, то с собой ему давали одежду и по возможности книги. В школе обучали арабскому письму и чтению Корана. Девочки школ не посещали. Их учили тому, что будет заполнять их жизнь: шитью, кройке, ткачеству, изготовлению нитей, тесьмы, валянию войлока и всему прочему, что делала девушка до замужества в родном доме.

В погребальных обрядах чеченцев мусульманские элементы уже в XVII веке возобладали над языческими. По мусульманскому обычаю мулла читал над умершим отходную молитву (ясин). Женщины громко плакали, били себя в грудь, рвали на себе волосы, царапали лицо. Мулла тем временем клал умершего на дубовую доску, омывал его и оборачивал холстом белого цвета.

Узнав о кончине человека, его односельчане, родственники и знакомые из других аулов спешили к его дому, причем мужчины приводили с собой барана или приносили деньги — помощь семье, потерявшей кормильца. Пришедшие начинали прощаться с умершим. Здесь мусульманский запрет на скорбь о покойном пересиливался древними обычаями. Женщины начинали причитать, плакать, печально пели о доблестях покойного и горькой участи вдовы. По окончании женского плача в саклю входили мужчины, которые до того находились во дворе. По одному или по двое они появлялись в комнате, где находился покойник, стояли там некоторое время и молча, опустив голову, выходили.

Хоронили умершего по исламскому закону в день его смерти. Исключение делалось только, если человек умер неожиданно. Тогда похороны продолжались до трех дней, чтобы родные и знакомые из других аулов могли успеть на них. Тело покойного на кладбище несли мужчины, а женщины у окраины аула поворачивали обратно. Покойного укладывали в могилу головой на запад, лицом к Мекке. После того как могилу засыпали землей, мулла читал молитву и трижды поливал могилу в головах покойного водой из кувшина, после чего все расходились. На следующий день после погребения родственники умершего устраивали поминальный пир. Тех, кто пришел на него, размещали в доме и угощали бараниной и говядиной. Когда входил очередной посетитель, все поднимались и читали особую молитву, в конце которой оглаживали бороды.

Чеченцы были глубоко убеждены, что если не устроить поминки, то умерший не сможет благополучно существовать в загробном мире. Поэтому, несмотря на большие расходы, поминки устраивались очень многолюдные. На них приходили не только родственники и односельчане, но и знакомые покойного даже из самых дальних мест. Для поминального пира резали множество баранов и быков, а до принятия ислама готовили большое количество пива и араки. Кроме того, необходимо было починить платье покойного (черкеску, бешмет, башлык, ноговицы, рубашку), которое предназначалось для раздачи малоимущим односельчанам.

Особым образом погребали погибших в бою — без омовения и савана, в том виде, в каком их настигла смерть. Воин, погибший за веру, — а такими боями были практически все столкновения с иноверцами, — считался «шахидом» — святым мучеником. Над его могилой устанавливался надгробный камень с чалмой и надписью, а также длинный, до трех саженей (около шести с половиной метров) высотой, шест с длинным цветным знаком, обращенным к востоку. Церемония сооружения памятника шахиду была чрезвычайно впечатляющей и рассчитанной на то, чтобы возбудить в собравшихся мужчинах стремление стать борцом за веру. «Я видел в Чечне не одну из этих церемоний, — писал очевидец. — И уверен, что каждый чеченец, который присутствует при этом, возвратится домой с неодолимой жаждой смерти на поле битвы и надеждой, что ему поставят на могиле подобный памятник. Тот, кто ввел у чеченцев эту церемонию, был великий знаток человеческого сердца, в котором врожденное чувство честолюбия и которому сладостна мысль, окончив доблестно земную жизнь, увековечить себя в памяти сограждан».

Решение об установлении памятника шахиду принималось всем аулом. Заготовив памятник, люди отправлялись на могилу, где со стрельбой и песнями устанавливали столб или длинное копье с надетым на него шелковым длинным флажком белого, красного или голубого цвета. Затем мужчины садились на лошадей, выстраивались в одну линию лицом в сторону неприятеля и производили залп из ружей, давая понять врагу, что убитый будет отомщен. Затем весь строй поворачивался лицом к родному аулу шахида и давал еще один залп, возвещая, что их односельчанину отдается высокая честь за его подвиг.

Чеченцы всегда с большим почтением относились к могилам своих родственников. Раз в неделю (обычно в пятницу) мужчина заходил на кладбище, чтобы прочитать молитву над прахом своих предков. Накануне этого дня семья умершего готовила поминальные лепешки и угощала родных и соседей. В дни, установленные для поминок, резали быка или корову, готовили угощение и раздавали односельчанам. У чеченцев существовало также поверье, что если в день поминок отпустить пленного, то душа умершего получит облегчение. Нередко в день поминок давали свободу пленному или рабу.

В заключение обзора чеченского общества приведем характеристики, сделанные исследователями XIX века. «Чеченцы, — писал П. Г. Бутков, — честолюбивы, горды, вспыльчивы, храбры. Чеченец легче снесет всякую другую обиду, нежели оскорбляющую личность его. Сказать, что он трус, значит, сделать его врагом непримиримым и подвергнуться мщению. Они редко попадают в руки неприятелей, почитая за стыд жить в плену. Случалось, что, будучи в руках наших, предавали себя смерти даже за уверенностью получить свободу обменом на христианских пленников. Случалось также, что взятые в плен раненые смертельно имели злость плевать на всех, кто приближался, и злословить».