1759. Год завоевания Британией мирового господства - Фрэнк Маклинн Страница 30

Молодая женщина была исключительной красавицей — стройная, элегантная, обладательница совершенного овального лица, роскошных светлых волос (скорее светло-каштановых, чем белокурых), больших глаз, идеального носа, очаровательного рта, хороших зубов и великолепной кожи. И все это венчала прекрасная милая улыбка. Все отмечали ее чудесные глаза, но только немногие смогли прийти к общему мнению относительно их цвета, хотя соглашались с тем, что они сочетали в себе неотразимое воздействие темных, совершенство серых и нежную мечтательность голубых глаз. Такое неопределенное сочетание всех цветов обеспечивало возможность всевозможных обольщений и выражало разнообразные оттенки неуловимого и быстро меняющегося настроения.

Ее игра оказывалась бесконечно разнообразной. Правильные черты лица предполагали, что она чувствовала себя непринужденно, а грациозные движения производили неизгладимое впечатление, о котором говорили, как о чем-то «между изысканностью высшей степени и аристократизмом первой степени».

Помпадур получила хорошее образование в области гуманитарных наук, проведя четыре года среди сестер монастыря св. Урсулы в Пуасси. Острослов заметил: помимо нравственности, ее научили там всему. В целом это была женщина, одаренная многими талантами, владеющая различными чарами и дарованиями.

Она была любовницей Людовика в период с 1745 по 1750 гг. Король находил в ее обществе то, чего не мог найти нигде: он мог чувствовать себя непринужденно, прислушаться к здравому смыслу, оставаться самым собой. Именно благодаря этому, даже когда он искал сексуального удовлетворения на стороне (после 1750 г.), он оставил Помпадур при себе в качестве советника и доверенного лица.

Безусловно, в некоторых областях она оказывала хорошее влияние. Остальные любовницы Бурбона враждебно относились к официальному ближнему королевскому кругу из-за его надменности и жеманства. Помпадур старалась проявлять уважение к королеве, под ее влиянием и монарх действительно начал лучше относиться к своей жене. Со своей стороны она любила Людовика страстно, испытывая сентиментальные чувства и искреннюю привязанность.

Помпадур входила в круг финансовой буржуазии и гордилась этим; у нее не было аристократических устремлений. Враги называли ее проституткой и глумились над ней за спиной из-за отсутствия воспитанности. Говорят, что Вольтер учил ее красноречию и искусству беседы, а Берни обучал придворным манерам и этикету.

Помпадур всю жизнь оставалась верной буржуазному вкусу, совершенствуясь в ведении дома, стремилась улучшить свое счастье, занимала место хозяйки за обеденным столом. Если она была буржуа, как язвительно замечали критики, при этом чрезмерно заботилась о деньгах, то подобное качество Жанна разделяла с королем. Возможно, он и сам был буржуа в глубине души.

Безусловно, Людовик не осыпал ее деньгами. Были редкие подарки в порыве чувств, но в принципе он следил за ее расходами. В 1745 г. король назначил ей пособие в 2 400 ливров в месяц, увеличив его до 7 200 ливров в следующем году.

В 1750 г., когда Жанна перестала быть его любовницей, монарх сократил пособие до 4 000, а затем и до 3 000 ливров. В последующий период она единовременно стала получать более чем 50 000 ливров в год. Хотя Людовика можно обвинить в скупости по нормальным меркам благодеяний короля для фавориток, Жанна едва ли нуждалась в его деньгах. Она сама была чрезмерно богатой в результате получения семейного наследства, инвестиций в недвижимость и доходов, которые от сдачи домов в аренду в Париже, а также от заводов по всей стране, принадлежавших ей. Это не говоря уже об огромной коллекции ювелирных украшений.

Хотя Помпадур и была коллекционером произведений искусства, фарфора и мебели, но никогда не превышала кредит, скрупулезно оплачивала счета и даже могла продать свои ювелирные украшения, чтобы расплатиться с долгами. В течение своей жизни она пожертвовала огромную сумму в 1 566 504 ливра на благотворительность, а после ее смерти осталось всего тридцать семь луидоров.

В 1752 г. ее сделали герцогиней. Жанна стала набожной, подражая мадам де Ментенон. Подобно королю, она носила официальную маску католицизма. Возможно, Помпадур и была искренней верующей, но ненавидела клерикализм сторонников абсолютного авторитета римского папы — в частности, иезуитов. Ее вера подвергалась частым испытаниям, потому что с 1750 г. она болела скоротечной чахоткой и почти постоянно страдала. Так как симптомы заболевания сосчитать просто невозможно (лихорадка, кашель, грудные инфекции, затрудненное дыхание), для утоления боли приходилось принимать разнообразные лекарственные средства и снадобья.

Вскоре Жанна уже с трудом могла подниматься по лестнице, она была вынуждена вести примитивный образ жизни, оставаясь в Версале. Помпадур возненавидела публичный образ жизни официальной любовницы, официальные обязанности и появление в обществе. Она часто говорила своим друзьям, что время, проведенное с Людовиком, было единственной хорошей частью ее жизни в качестве маркизы де Помпадур. Ее враги, проводя нелепую, но периодически модную аналогию ее физического заболевания с метафизическими пороками, утверждали: физические страдания стали «наказанием господним» за то, что она была сводницей короля.

Но Помпадур не имела никакого отношения к пресловутому «публичному дому» короля — «Парк де Сёрф». На самом деле, «Парк де Сёрф», сенсационность и экстравагантность которого значительно преувеличивали, представлял собой квартал в Версале, где Людовик развлекал женщин. А они в действительности были теми, кем обязана была оказаться Жанна: настоящими гризетками и девицами для развлечений. Здесь были целые компании для физических наслаждений, в которых утешался монарх, произведя незаконнорожденных детей: Луизу О'Мерфи, Жанну-Луизу Тьерселин, Анн Купьер и Люси Ситоен.

Враги жаловались на Помпадур, будто она вмешивалась в политику, а слабый и любезный Людовик позволял ей фактически управлять страной. Дебаты относительно точной роли и влиянии Помпадур привели к расколу историков на два противоположных лагеря. Некоторые считают ее злым гением Семилетней войны, полагая, что эта женщина виновата во всех самых катастрофических поражениях Франции. Другие заявляют, что легенда о мадам Помпадур абсурдно преувеличена, что она не оказывала настоящего политического влияния, а была просто рупором короля.

Это естественно для историков, особо подчеркивающих значение общественного строя и долгосрочных сил, уменьшающих роль личности в истории. Но экстремальная теория, будто Жанна Пуассон не оказывала никакого влияния на политические решения, не соответствует выводам при тщательном исследовании архивов того периода.

Очевидным исходным моментом являются поиски в 1755–56 гг. императрицей австрийской Марией Терезией посредника, который мог конфиденциально представить ее Людовику, чтобы осуществить ее идею и заставить Францию выйти из антиавстрийского союза. Мария Терезия не знала, на ком остановить свой выбор для выполнения этой тонкой миссии — на принце де Конти или на мадам де Помпадур. Когда она, наконец, решилась, то выбрала Помпадур (как оказалось, проницательно, так как Конти утратил благосклонность монарха к концу 1756 г.).