Ощепков - Александр Куланов Страница 30

Де-факто японцы умело воспользовались сложившейся ситуацией и в ответ на бесчинства бандитов на материке получили бесконтрольный доступ к богатствам острова, прежде всего к каменноугольным шахтам, залежам нефти и к пушнине. Интересная деталь: «брали» Александровск с моря, а японский транспорт с десантом вышел из Владивостока на остров еще в марте, задолго до Николаевского инцидента, послужившего удачным формальным поводом для оккупации [148].

Во Владивостоке и Москве прекрасно понимали подоплеку политики «увеличения счастья» на Сахалине, но сделать ничего не могли. «Выковырнуть» японцев с острова ни у Дальневосточной республики, ни у РСФСР не было пока ни малейшей возможности, но с появлением на карте мира Советского Союза, с укреплением Красной армии она неизбежно должна была появиться. Как это сделать, кому, каких затрат и жертв это будет стоить, и не получится ли так, что многотысячные отряды белогвардейцев при японской поддержке сделают остров своей «исконной территорией»? — подобные вопросы неизбежно должны были подниматься в Москве. Отвечать на них первыми предстояло разведке. В марте 1923 года председатель Реввоенсовета, то есть фактически главнокомандующий Вооруженными силами Советского Союза Лев Троцкий писал набирающему политическую силу генеральному секретарю ЦК РКП(б) Иосифу Сталину: «Очень важно выяснить, есть ли у нас что-либо на Северном Сахалине, в смысле подпольной организации? Есть ли хоть какая-либо возможность что-либо подготовить там на случай действительного утверждения белых?» [149] Вопрос касался подпольной организации по партийной линии — Сталин был именно партийным лидером. Очевидно, по линии военной разведки интересы Москвы уже обратились к острову, и Троцкому важно было понять, как можно скоординировать усилия в этой области, и это еще один довод в пользу того, что командировка Ощепкова в Александровск началась не раньше зимы 1922/23 года.

Василий Сергеевич прибыл в Александровск, где, как уже было сказано, за ним, вероятно, сохранялись в собственности дома его отца. Точных данных об этом нет, хотя Лота и пишет со всей определенностью, что «Емельян Владыко… хотел передать Василию ключи от отцовского наследства, но молодой бизнесмен решил оставить все, как было» [150]. Вернулся ли на самом деле на Сахалин Емельян Владыко, уехавший отсюда в 1912 году, доподлинно неизвестно, но такое возможно. И если у Ощепкова сохранялось право на дома, завещанные ему отцом, это сразу решало вопрос с жильем (японцы не препятствовали возвращению на остров его уроженцев, и для них был облегчен визовый режим в случае посещения Японии) и с местом для размещения кинематографа.

Очевидно, что новое увлечение появилось у нашего героя еще во Владивостоке, и, судя по некоторым его запросам в разведотдел, он рассчитывал со временем сделать новое хобби действительно прибыльным занятием. Мы еще поговорим особо о том, что представлял собой кинематограф в Японии в то время, но пока заметим, что, во-первых, в соответствии с тогдашними «законами жанра», Ощепков должен был лично озвучивать фильмы, рассказывая вслух содержание того, что происходило на экране, — такая профессия называлась «бэнси». Во-вторых, в соответствии с распоряжением японского военного министерства, он был обязан проводить бесплатные киносеансы для японских военнослужащих и сотрудников жандармерии [151]. Нетрудно догадаться, что такие обязанности были на руку Василию Сергеевичу. Он, внешне не проявляя к тому никакой инициативы, автоматически получал законное право не просто передвигаться по острову, но и перемещаться от одной воинской части к другой, проводя киносеансы в местах их дислокации и используя свой прекрасный японский язык и опыт жизни в Японии, заводить знакомства с командованием этих частей. Не случайно в очень тонкой папке рассекреченных материалов времен работы Ощепкова в разведке набор сахалинских документов едва ли не самый внушительный, если так можно говорить о нескольких страничках текста. При этом стоит заметить, что там нет ничего о способах получения секретной информации агентом «Д. Д.». Поэтому утверждение некоторых журналистов о том, что разрешение на свободное перемещение по северной части острова начальник военно-административного управления Сахалина генерал-майор Такасу Сюндзи вручил Ощепкову лично вкупе с просьбой организовать прокат фильмов в японских воинских частях, документально пока никак не обосновано.

Точно так же в книге Лоты указано, что Ощепков располагал на Сахалине кинопроектором «Пауэрс» и представлялся генеральным директором фирмы «Slivy-Films». Однако что касается и марки кинопроектора, и названия фирмы, то известные документы, связанные с этой компанией, относятся скорее к более позднему периоду жизни Василия Сергеевича. Куда более интересно выглядит информация о том, где именно обустроил кинопрокатчик Ощепков свой офис, хотя, опять же, мнение о том, что нашел это место Ощепков — контрразведчик с почти десятилетним стажем работы против японцев — по совету тогда еще неофита в разведке Бурлакова, представляется не вполне убедительным: «В доме, где разместилась контора кинематографического театра, имелось два входа. Это позволяло постояльцу и посетителям в случае необходимости войти в дом и незаметно выйти из него на параллельную улицу. У этого деревянного строения XIX века имелись и другие особенности, которые были важны для обеспечения безопасности работы резидента “Д. Д.” и его будущих агентов» [152]. Сахалинский краевед Григорий Смекалов считает, что это была старая конюшня: длинное здание с башенкой в центре хорошо видно на фото тех лет.

Имеющиеся в деле документы свидетельствуют о том, что Василий Сергеевич работал тщательно вне зависимости от того, чем он занимался. И к кино, и к разведывательным вопросам он подходил одинаково внимательно, изучал рынок и противника, искал возможности заработать и пытался конспирироваться, несмотря на то что и в кино, и в разведке (и в разведке больше, чем в кино!) вынужден был пользоваться допотопными средствами вроде записи тайной информации луковым соком на полях — об этом есть упоминание в одном из его донесений, хотя даже в средневековой Японии применялись более сложные способы сокрытия текста. Вообще, эти донесения четко подтверждают два основных аспекта деятельности Ощепкова на Сахалине: трудности в организации работы и успехи, достигнутые несмотря на эти трудности. Причем документы, свидетельствующие о том и о другом, относятся ко второй половине 1923 года, еще раз подтверждая версию о более позднем, чем это принято думать, прибытии Ощепкова в Александровск.

Ситуацию на бывшей каторге, сложившуюся ко времени прибытия туда Василия Сергеевича, описывала газета, издававшаяся в Японии русскими эмигрантами: «Небывалые условия существования выпали на долю обывателей города Александровска. Большевики до прибытия японцев свирепствовали вовсю… В данное время с прибытием японских войск порядок восстановлен. Но положение обывателей осталось трагическим. В городе нет продуктов… Выбраться из Александровска пока невозможно, ибо русских пароходов нет, японские же военные транспорты перегружены — пассажиров не принимают… Положение Александровска очень тяжелое. Население голодает… Несмотря на обилие рыбы, улов ея ничтожный, ибо нет сетей…» [153] Рыбы поймать не могли, но водку добывали — давно известно (и все тем же А. П. Чеховым тонко подмечено), что, даже когда у русских нет возможности найти еду, водку они находят с небывалой легкостью. Пьянство — бич далеких территорий, беда каторжного Сахалина и всей пролетарской России. В 1925 году принимающий у японцев северную половину острова председатель сахалинского Реввоенсовета Рафаил Шишлянников докладывал в Хабаровск: «Обывательская масса в г. Александровске и своеобразное крестьянство в деревне в большей части своей унаследовали психологию своих предков — бывших поселенцев, живших на Сахалине в режиме развращающих тюремных условий. Рабочих нет. На рудниках русских рабочих единицы — все больше китайцы, корейцы и японцы. В порту русских грузчиков нет. Пьянство повальное, пьют старики, девушки, парни. Водка стоит 20 коп. бутылка» [154].