Крещение Руси. От язычества к христианству - Владимир Петрухин Страница 30

«И живяше Володимер по устроенью отьню и дедню», — завершает традиционной фразой этот пассаж летописец. В действительности, однако, внутренняя и внешняя политика Владимира была далека от «отнего и деднего устроенья».

Уже говорилось, что поход Владимира на Византию, точнее — на Корсунь, не ставил целью «придать» Руси новые владения. Поход ставил целью обретение христианского просвещения, а в политическом аспекте — женитьбу на багрянородной принцессе. Его христианская супруга Анна, именовавшаяся в летописи царицей (цесарицей), была сестрой Василия II, дочерью императора Романа и внучкой того самого Константина Багрянородного, который решительно отвергал в своем наставлении детям все претензии «варваров» на регалии и родство с императорским домом. Подобно Петру Болгарскому, русский князь мог претендовать на царский титул (каковым его наделяли поздние русские источники). Введший византийское богослужение, построивший рядом с Десятинной церковью дворец по примеру императорского дворца с храмом в честь Богородицы в Константинополе X в., Владимир увековечил свой официальный «имидж» еще одним нововведением, где он также, на первый взгляд, прямо следовал византийскому образцу. Князь стал чеканить собственную золотую и серебряную монету, где он изображался в императорском венце с нимбом и крестом в руке на престоле: легенды на монетах гласили: «Владимир на столе, а се его злато (сребро)», или «Владимире серебро, святого Василя», — то есть упоминали княжеское и крещальное имя князя. Такая русская легенда, использующая старославянский язык «болгарского извода», явно опиравшаяся на местные, а не византийские традиции, призвана была продемонстрировать легитимность власти. Владимира и его право на собственную чеканку монеты. На реверсе златников Владимира уже в соответствии с византийской традицией (свойственной, впрочем, императорским печатям, но не монетам) изображен Пантократор, на сребрениках — традиционный «знак Рюриковичей», трезубец). Показательно, что первые русские монеты не были обычным средством платежа — чекан был «престижным», призванным продемонстрировать равенство русского княжеского дома византийскому императорскому.

Претензии Владимира очевидны — он считал себя принадлежавшим к семье византийских императоров. Из источников неясно, претендовал ли он на титул кесаря и получил ли из Царьграда тот венец, который был изображен на его монетах: показательно, что на монетах изображен венец не кесаря, но самого василевса, императора — титул кесаря-«соправителя» едва ли мог устроить русского князя «единодержца» (монарха). Но Владимир, видимо, носил титул кагана, традиционный для политических притязаний русских князей с IX в.: каганом и «единодержцем земли своей» именует Владимира Иларион в «Слове о законе и благодати», которое явно испытало влияние панегириков византийским императорам. Князь действительно имел право на этот хазарский титул, ибо сохранил под своей властью часть территории Хазарского каганата — Тмутаракань, но там сидел его сын Мстислав, а в других городах — прочие сыновья, и единодержавие Владимира было весьма относительным: кальки с греческих титулов «монократор» и «автократор» — «единодержец» и «самодержец» — не вполне соответствовали древнерусским реалиям, ибо византийский самодержец не делил власти с сыновьями, тогда как сыновья киевского князя хоть и были его посадниками, но сидели со своими дружинами в собственных «волостях».

Литаврин отметил, что при всех претензиях на «самодержавие» киевские князья не присовокупили к своему титулу «автократора» императорский титул василевса — царя: только это сочетание могло бы свидетельствовать о настоящих имперских притязаниях Владимира. Вместе с тем титул «самодержец» означал независимость, суверенитет своей страны — в противоположность византийским представлениям о «содружестве» народов под эгидой императора ромеев [25]. Действительно, царем в древнерусской традиции именовался первоначально император ромеев; Иларион в «Слове» сравнивает Владимира с Константином: «он в елинех и римлянех царьство Богу покори, ты же — в Руси: уже бо и в онех и в нас Христос царем зовется». Таким образом, царем на Руси и даже в Византии оказывается не земной правитель, а Царь небесный: Владимир хотя и не именуется царем, но оказывается равным императору Константину. В древнерусской книжности князья могли наделяться «царским» достоинством, но это был церковно-литературный, а не государственно-правовой этикет: «царями» князья именовались тогда, когда они совершали богоугодные деяния.

Тем не менее сыновья Владимира унаследовали от отца его амбиции, ставшие государственной традицией, — свои монеты продолжали чеканить Святополк и Ярослав, последний также именуется у Илариона каганом. Но иная, более древняя «родовая» княжеская традиция вкупе с активизирующейся позицией городов (волостей) препятствовали воплощению «имперских» амбиций и византийского государственного образца на Руси.

После смерти Владимира в 1015 г., отмеченной в летописи панегириком с именованием Владимира «новым Константином великого Рима», крестившим себя и свой народ, разразилась усобица между сыновьями, сидевшими в своих волостях. Поппэ усматривает истоки этой усобицы в том, что князь назначил преемником законного сына от брака с Анной, каковым он считал Бориса, названного в крещении Романом, в честь византийского деда. Царское крещальное имя — Давид — носил и Глеб, другой предполагаемый сын Анны: Поппэ считает, что Борис и Глеб оказались в летописи сыновьями болгарыни в результате тенденциозного изложения их Жития после победы Ярослава в усобице (сравните, впрочем, болгарское имя Бориса, напоминающее о князе, крестившем Болгарию). Уже говорилось, однако, что слова агиографа в церковной службе о том, что Борис-Роман «цесарьскыим веньцемь от уности украшен», едва ли можно переносить в область политических реалий — не случайно далее в той же службе о Борисе и Глебе говорится, что они предпочли Царство Небесное:

«Крест в скипетра место в десную руку носяща, с Христом царствовати ныне сподобистася» [26].

Согласно летописи, Борис был любим «отцемь своимь паче всех» и врзглавлял отцовскую дружину в походе против печенегов — то есть мог считаться реальным соправителем, подобно «кесарю» при византийском императоре — «василевсе» (в своих молитвах, приводимых в «Чтении о Борисе и Глебе» Нестора, Борис — как и Глеб — именует Владимира его царским христианским именем — Василий). Но византийский образец сталкивается с русскими реалиями, и когда Владимир умер, по старшинству киевский стол занял Святополк (сын Ярополка, усыновленный Владимиром), оказавшийся, по «Сказанию о Борисе и Глебе», в Киеве и тайно похоронивший Владимира в Десятинной церкви. Более того, Святополк, продолживший «престижный чекан» Владимира и поместивший на монеты свое изображение (с императорскими инсигниями, в нимбе и с крестом в руке), на реверсе монет велел изобразить свой собственный княжеский знак — не трезубец, а двузубец с крестом, явно восходящий к знакам Святослава и Игоря и, стало быть, демонстрирующий принадлежность Святополка к старшей ветви княжеского рода — ведь он был сыном Ярополка (по монетам с этими знаками стало известно и христианское имя Святополка — Петр).