Николай Кузнецов - Теодор Гладков Страница 31

Был разработан план расширения и улучшения разведки на станции. Намечались новые надежные люди для привлечения к подпольной работе.

– Есть один человек, – предложил как-то Красноголовец, – его зовут Авраамий Иванов. До войны был учителем в Башкирии, комсомолец. Оказался в плену… Сейчас работает уборщиком на путях. Думаю, что он может быть нам полезен.

Действительно, вскоре Иванов стал одним из лучших связных.

Каждый день, невзирая на погоду и постоянную усталость, в плохонькой одежонке, едва прикрывавшей тело от стужи, голодный, он садился в поезд, ехал до станции Клевань, а оттуда пешком отмеривал четыре километра до «маяка». Вручив дежурным очередное донесение, он обычно тут же отправлялся в обратный путь. Домой Иванов возвращался далеко затемно, чтобы, проспав несколько часов, ранним утром без опоздания явиться на работу.

Лишь иногда обстоятельства позволяли ему немного отдохнуть в самом лагере. Однажды он пришел настолько утомленным, что заснул, как только опустился на землю. День был холодный, и Николай Иванович, сам поеживаясь от холода, прикрыл его шинелью.

Работа связного требовала полной мобилизации физических сил, огромного нервного напряжения. Опасности подстерегали разведчика на каждом шагу, особенно если он нес пакет с донесением или оружие. В каждой поездке документы связного несколько раз подвергались проверке. Над ним постоянно висела угроза обыска. Если такое случалось, связной мог рассчитывать только на свою выдержку и находчивость. Оказалось, что Авраамий Иванов обладает и этими качествами.

Кузнецова подкупили в новом здолбуновском связном не только его смелость, но и какое-то особенное, не громкое мужество, с которым этот хрупкий на вид молодой человек преодолевал все тяготы и лишения. Николай Иванович довольно часто разговаривал с Ивановым и все допытывался:

– Откуда только у тебя силы берутся, двужильный ты, что ли?

Авраамий в ответ только пожимал плечами, словно удивляясь самому себе: в самом деле, откуда?

Когда как-то в штабе при нем зашла речь об Иванове, Николай Иванович вдруг убежденно сказал:

– Знаете, я, кажется, понял. Авраамий – прирожденный учитель, настоящий русский народный учитель. Любовь к Родине и народу, долг для таких людей – все… Я знаю это не с чужих слов, сам в сельской школе учился. Ему бы, Авраамию, детей учить, а он воюет, каждый день жизнью рискует. Такой вернется в школу, и никто из ребят и знать не будет, что он герой…

…С некоторых пор Дмитрий Красноголовец стал внимательно приглядываться к Павлу Ниверчуку, секретарю Здолбуновской городской управы. Это был хмурый, неразговорчивый человек, свои служебные обязанности выполнял ревностно, начальство – и в управе, и немецкое – относилось к нему благосклонно.

Постепенно Красноголовец добился расположения и доверия Ниверчука, и тогда ему стала ясна душевная трагедия этого хмурого, подавленного человека. Павел Васильевич Ниверчук, секретарь Здолбуновской городской управы, всем сердцем ненавидел гитлеровских оккупантов. Работа в их учреждении, клеймо фашистского прихвостня жгли его совесть, но сам он не мог найти никакого выхода. Павел Васильевич делал все, от него зависящее, чтобы помогать советским людям, обращавшимся в городскую управу по своим делам, но понимал, что этого слишком мало.

Павел Васильевич Ниверчук стал активным участником здолбуновского подполья, о чем, правда, почти никто, кроме Красноголовца, не знал.

Секретарь городской управы оказался для разведчиков очень полезным человеком. Достаточно сказать, что он мог в изобилии снабжать их любыми настоящими документами – различного рода удостоверениями личности, справками и прочим – через посредничество своего шурина, чеха по национальности, Владимира Секача, занимавшего должность секретаря здолбуновского гебитскомиссара.

Оказывается, господин гебитскомиссар, не желая утруждать себя лишними заботами, передал своему секретарю пачку уже подписанных пропусков. Тому оставалось лишь вписывать в них фамилии владельцев и прикладывать печати.

Тот же Секач достал у знакомого немца для Иванова за взятку и бесплатный служебный билет, дававший право проезда даже на товарных воинских эшелонах. Это сильно облегчало задачи Авраамия Иванова, как основного после гибели Приходько связного, доставлявшего разведданные из Здолбунова в отряд.

И вот однажды Авраамий доставил в штаб отряда очередной пакет. Сам же скромненько отошел в сторону. Уже по одному его подозрительно невинному лицу можно было догадаться, что пришел он с чем-то необычным. Но действительность превзошла все самые смелые ожидания. На сей раз Иванов принес отпечатанный под копирку абсолютно секретный документ – подлинный экземпляр ежедневной сводки о прохождении эшелонов через Здолбуново, которая составлялась для немецкого коменданта станции.

– Откуда? Как?

Авраамий только застенчиво улыбался.

Четкие лиловые строчки готического шрифта: столько-то составов с живой силой, столько-то с танками, столько-то с боеприпасами, откуда следуют, куда, когда должны прибыть в пункт назначения. Отмечены даже опоздания и их причины. Все! Решительно все, о чем только может мечтать разведчик.

Кое-кто в штабе вначале даже усомнился в подлинности документа. Как говорит английская поговорка, это было слишком хорошо, чтобы быть правдой. Уж не крылась ли здесь гестаповская ловушка, попытка ввести в заблуждение нашу разведку?

Но проверка подтвердила стопроцентную точность сводки. Это была неслыханная удача. Сведения о передвижениях войск – одна из главных задач разведки в тылу врага. От ее выполнения зависит подготовленность командования к операциям врага. Сбор точных, надежных сведений о передвижении войск противника – трудное дело, связанное с риском для жизни многих людей.

Вот почему командование отряда давно вынашивало мысль – нащупать пути к прямому, не основанному только на внешнем наблюдении получению сведений о работе Здолбуновского железнодорожного узла. Доступ к прямой информации снимал еще несколько проблем, с которыми ранее приходилось сталкиваться штабу.

Разведчики имели возможность довольно детально ознакомиться с содержимым почти любого эшелона, составленного из крытых вагонов, но при одном условии: если он хоть на несколько минут задерживался в Здолбунове – скажем, заправиться водой. Но в описываемую пору очень много составов миновало станцию без остановки и, следовательно, без досмотра.

Далее сведения о вражеских передвижениях поступали в отряд не только от здолбуновской группы, но и из других источников. Отчасти это помогало взаимно проверять многие разрозненные данные, но отчасти и мешало. Порой было трудно разобраться, читая донесения нескольких разведчиков, сообщают ли они о разных эшелонах или об одном и том же, зафиксированном разными людьми в разных местах и в разное время.

Наконец, иногда очень тяжело приходилось Кузнецову и другим разведчикам, когда они должны были взвешивать, насколько достоверны те или иные данные, полученные ими порой случайно, насколько они могут быть уверены, что их не вводит в заблуждение тот или иной знакомый гитлеровец. И причем не обязательно даже с провокационной целью, а, скажем, из-за обычного пьяного бахвальства?