Тамбовский волк - Виктор Юнак Страница 31

Однако демонстранты не собирались сдаваться так быстро. Сделав паузу после первых выстрелов, люди вновь и вновь поднимались с мостовой и пытались пройти вперёд, распевая те самые песни, с которыми большевики два месяца назад штурмовали Зимний: "Вихри враждебные веют над нами" и "Вы жертвою пали в борьбе роковой". Тем не менее, ни одной колонне демонстрантов так и не удалось прорваться к Таврическому дворцу. Большевистские патрули знали своё дело чётко.

В тот день погибло девять человек и более двадцати было ранено. По злой иронии судьбы похороны жертв сторонников Учредительного собрания состоялись 9 января, в тринадцатую годовщину "кровавого воскресенья" 1905 года.

Это сравнение не преминул обыграть в одной из своих статей, опубликованной спустя ровно год, 9 января 1919 года в газете "Новая жизнь" писатель Максим Горький: "... Итак, 5 января расстреливали рабочих Петрограда, безоружных. Расстреливали без предупреждения о том, что будут стрелять, расстреливали из засад, сквозь щели заборов, трусливо, как настоящие убийцы.

И точно так же, как 9 января 1905 года, люди, не потерявшие совесть и разум, спрашивали стрелявших:

— Что вы делаете, идиоты? Ведь это свои идут! Видите — везде красные знамёна, и нет ни одного плаката, враждебного рабочему классу, ни одного возгласа, враждебного вам!

И так же, как царские солдаты — убийцы по приказу, отвечают:

— Приказано! Нам приказано стрелять!

И так же, как 9 января 1905 г., обыватель, равнодушный ко всему, и всегда являющийся только зрителем трагедии жизни, восхищался:

— Здорово садят!

И догадливо соображал:

-Эдак скоро они друг друга перехлопают!

Да, скоро. Среди рабочих ходят слухи, что Красная гвардия с завода Эриксона стреляла по рабочим Лесного, а рабочие Эриксона подверглись обстрелу Красной гвардии какой-то другой фабрики.

Этих слухов — много. Может быть они — не верны, но это не мешает им действовать на психологию рабочей массы совершенно определённо.

Я спрашиваю "народных" комиссаров, среди которых должны же быть порядочные и разумные люди: понимают ли они, что, надевая петлю на свои шеи, они неизбежно удавят всю русскую демократию, погубят все завоевания республики?

Понимают ли они это? Или они думают так: "Или мы — власть, или — пускай всё и все погибают?"

Похороны жертв расстрела вылились в грандиозное многотысячное шествие, и на сей раз большевикам хватило такта не противодействовать этой манифестации.

Впрочем, в таком противодействии уже не было смысла. Учредительное собрание к тому времени уже приказало долго жить. В самом же Таврическом дворце было в тот день неуютно и мрачно. По его многочисленным залам бродило несколько иностранных корреспондентов, бродили сами депутаты, а также многочисленные красногвардейцы и матросы, большей частью пьяные, с пулемётными лентами крест-накрест, увешанные гранатами и наганами, лузгали семечки, сплёвывая прямо на пол, и стучали прикладами винтовок об пол. Во дворце густо висела площадная брань. Все ждали появления фракции большевиков во главе с Лениным, а большевики ждали результатов манифестации. Наконец, они прошли в зал заседаний и заняли свои места.

Открывал первое заседание Учредительного собрания в 16 часов председатель Всероссийского Центрального исполнительного комитета (ВЦИК) Яков Михайлович Свердлов. Причём, в самом начале произошла неожиданная сцена. Большевики, как обычно, запели "Интернационал". Однако эсеры и меньшевики не собирались отдавать им революционную песню, которую они также считали своей, и подхватили её. Они поднялись с мест и присоединились к общему хору. В единодушном пении, в едином порыве вдруг слились голоса непримиримых врагов — Ленина и Чернова, Бухарина и Церетели. Немногочисленные кадеты лишь саркастически при этом ухмылялись.

После этого на трибуну председательствующего поднялся Свердлов.

— Руки в крови! Довольно крови! — увидев его, зашумели и засвистели эсеры.

Но Свердлов был абсолютно спокоен. Дождавшись, пока буря утихнет, он произнёс:

— Товарищи депутаты, а теперь позвольте мне всё-таки открыть заседание и приступить к выборам председателя. У кого будут какие кандидатуры?

— Чернова! — предложили правые эсеры.

— Спиридонову! — не желали им уступать эсеры левые.

В итоге, что легко было предположить, учитывая их большинство, председателем выбрали одного из лидеров правых эсеров Виктора Чернова.

Начав своё выступление, Чернов сразу попытался примирить противников:

— Уже фактом открытия первого заседания Учредительного собрания, самим этим фактом провозглашается конец гражданской войне между народами, населяющими Россию!

Как, однако, он ошибался. Гражданская война ещё и не начиналась. Большевики не собирались просто так отдавать свою власть.

В ответной речи Николай Бухарин воскликнул:

— Вопрос о власти окончательно будет решён той самой гражданской войной, которой остановить нельзя вплоть до полной победы русских рабочих, солдат и крестьян. С нашими смертельными классовыми противниками мы клянёмся с этой трибуны вести гражданскую войну, а не примирение.

Всё заседание проходило чрезвычайно бурно. В зале то и дело вспыхивал невероятный шум, всех ораторов постоянно перебивали выкриками с мест и свистом. После каждой фразы выступающих со всех концов зала раздавались реплики — то иронические, то одобрительные, то гневные.

Во время заседания довольно странно вёл себя Владимир Ленин. Он был бледен и было видно, как он сильно волновался, обводя зал напряжённым взглядом. Однако постепенно он взял себя в руки и настолько расслабился, что почти разлёгся прямо на ковре на ступеньках возле председательской трибуны. Время от времени он весело смеялся над отдельными речами меньшевиков и правых эсеров.

Большевики тем временем перешли в наступление. Яков Свердлов предложил депутатам принять большевистскую Декларацию прав трудящегося и эксплуатируемого народа, в которой одобрялись и декреты о мире и земле. В зале повисла тишина. Все понимали, что наступил, пожалуй, самый решающий момент для Учредительного собрания. Если Декларацию принять, Учредительное собрание, по существу, тут же подписывало себе смертный приговор. Оно становилось не нужным и вся власть вновь переходила к Советам. Если же её не принимать, то у большевиков было бы полное основание воскликнуть: "Учредиловка отвергла завоёванные народом декреты о мире и земле!"

Виктор Чернов ловил взглядом своих товарищей по партии и единомышленников, они же напряжённо смотрели на него. От решения председателя зависело сейчас очень многое. Даже большевики затихли в ожидании. И тут Чернов предложил гениальное в своей простоте решение:

— Я предлагаю отложить обсуждение декларации.

Под шквал аплодисментов его предложение было принято. Это явилось ударом для большевиков, как ни странно, не предвидевших такого хода. Ленин поднялся со ступенек: