Новиков-Прибой - Людмила Анисарова Страница 31

— Зарезали! За-ре-за-ли!..

Передние ряды солдат дрогнули, на секунду смолкли. Я увидел искажённое лицо раненого, широко раскрытый рот, мелкие зубы и выпученные большие глаза, повисшие над щеками, как две мутные электрические лампочки. А затем запечатлелся Болтышев. Исступлённый, с лицом безумца, он высоко поднимал нож, обагрённый кровью. Мы тоже, сбросив с плеч шинели, подняли ножи. И тут случилось то, чего мы не ожидали: трехтысячная толпа метнулась от нас в разные стороны. Охваченные паникой солдаты бежали вдаль по широкой улице, сшибая друг друга, кувыркаясь, бежали так, как будто они никогда не бывали на фронте… Некоторые, гонимые слепым страхом, полезли под крыльцо. Мы преследовали их недолго, а потом, опомнившись, увидели, что вокруг нас никого нет».

И тогда 12 матросов бросились из лагеря в город и бежали, путаясь в улицах, до тех пор, пока не были схвачены полицией. Так русские пленные оказались теперь ещё и в японской тюрьме.

Через два дня от переводчика Новиков узнал, что озлобленные солдаты сожгли все его вещи и бумаги. Погиб весь материал о Цусиме. «Я был настолько потрясён, — напишет Новиков-Прибой, — что не спал целую неделю. Со мной начались припадки. Я с благодарностью вспоминаю доктора, который избавил меня от сумасшедшего дома».

Некоторое время русских «политиканов» держали при госпитале. К ним приходили матросы из лагеря, сообщали новости. Ситуация начала меняться. События первой русской революции накладывали отпечаток на настроение многих пленных офицеров.

Тем же солдатам и матросам, перед которыми совсем недавно выступал казачий есаул, флотские офицеры (преимущественно с «Орла», как пишет Новиков-Прибой) нарисовали совсем другую картину:

«— Вся Сибирская железная дорога находится в руках революционеров! — смело выкрикивал флотский офицер, окружённый слушателями в две тысячи человек. — Если только они узнают, что вы восстаёте против свободы, то как они отнесутся к вам? Неужели вы думаете, что таких мракобесов, какими вы проявили себя, они повезут в Россию? Вам придётся шагать через всю Сибирь пешком. Скажу больше, что ещё до того, как вы тронетесь из Японии и будете переезжать во Владивосток на пароходах через море, революционные матросы выкинут вас за борт».

Теперь пленные уже не сомневались, что в России объявлена свобода, что те самые «политиканы», с которыми «нужно было разобраться», ни в чём не виноваты. В канцелярию японского лагеря стали поступать прошения вернуть Новикова и его друзей в лагерь, где им гарантировали неприкосновенность.

Пленные встретили Новикова с товарищами торжественно, с красным флагом. Даже на руках качали.

Ещё находясь в тюрьме, а потом живя при госпитале, Алексей Новиков, оправившись от шока, начал по памяти восстанавливать материалы о Цусиме. В лагере всё пошло по новому кругу: расспросы, уточнения и т. д. Но полностью восстановить сожжённые записи уже не удалось. Пленным было наконец объявлено о том, что они возвращаются в Россию.

На поезде русских перевезли в Нагасаки, где разместили на пароходе «Владимир». Через некоторое время их должны были морем отправить во Владивосток, а уже оттуда опять железной дорогой — домой.

Каждый участник похода получил и береговое жалованье, и морское довольствие за девять месяцев (время, проведённое в плену, сочли за плавание). Одним словом, в Нагасаки недавние пленные чувствовали себя свободно во всех отношениях. В этом городе всегда было много иностранных моряков и к их услугам существовала масса развлечений, которые теперь были доступны опьянённым волей русским: и офицерам, и матросам. Город был наполнен их громкими разговорами, возгласами, песнями. Они словно пытались на всю оставшуюся жизнь вкусить радости здесь, на чужой земле, ведь на свою предстояло вернуться, понурив головы и посыпав их пеплом. Хотя знали: сердобольная Русь не бросит в них, убогих, камнем, пожалеет, да только хуже горькой редьки будет им та жалость.

Напротив города, на северо-западной стороне Нагасакской бухты, располагалась симпатичная деревня Иноса. За много лет до войны правительство России арендовало её для отдыха русских моряков: здесь находились и мастерские, и госпиталь, и даже здание морского собрания с бильярдной и богатой библиотекой для господ офицеров. На холме возвышалась двухэтажная гостиница «Нева».

В «русской деревне» можно было бесшабашно кутить, играть в карты и рулетку и даже жениться на молоденькой японке. Браки заключались по договору, на то время, пока корабль стоял в Нагасаки. Так что многие из русских офицеров оставили тут своё потомство, и неудивительно, что к началу войны у японцев вполне хватало переводчиков с русского.

Шумная жизнь Нагасаки ничуть не увлекала Алексея Новикова: он грустил о девушке, с которой недавно расстался в Кумамото. О своей любви Новиков-Прибой расскажет в эпилоге «Цусимы».

В плену Алексей Новиков подружился с японским переводчиком, который прекрасно говорил по-русски и очень любил русскую литературу. Им было о чём поговорить. У переводчика была сестра Иосие. Это была, пишет Новиков-Прибой, «девушка двадцати лет, маленькая, статная, с матово-нежным лицом и загадочным взглядом чёрных лучистых глаз. Любовь не считается ни с расовым различием, ни с войной; она развивается по своим собственным законам. Иосие, встречаясь со мной, сначала настораживалась, как птица при виде приближающегося охотника, но после нескольких свиданий у нас началось взаимное тяготение друг к другу. Я разговаривал с нею при помощи её брата. А когда выяснилось, что она немного говорит по-английски, взялся и я за изучение этого языка. Первые слова и фразы, усвоенные мною, были, конечно, приветственные и, конечно, о любви».

«Я подбирал для неё, — пишет автор „Цусимы“, — самые поэтические слова, какие только знал. Она, конечно, не понимала их смысла. Она только улыбалась маленьким ртом с пухлыми губами, блестя белизной мелких и немного кривых зубов. И призывно мерцали её чёрные глаза, наискось подтянутые к вискам. Не понимал и я её, когда она, откинув назад черноволосую голову с пышной причёской, что-то быстро начинала говорить. Японцы не имеют в своём языке буквы „л“ и заменяют её буквой „р“. Поэтому и Иосие, произнося моё имя „Алёша“, говорила „Арёша“. Но это почему-то особенно мило звучало в её устах».

Брат Иосие не препятствовал влюблённым и был согласен на их брак (девушка была сиротой). Поначалу Новиков не планировал возвращение в Россию, поскольку догадывался, что его, как «политикана», там всё-таки не ждут. Собирался вместе с любимой ехать в Америку, мечтал выучить английский, поступить матросом на коммерческий корабль и приезжать на родину в качестве иностранного подданного, а там, смотришь, и мировая революция не за горами, тогда можно будет с Иосие и домой вернуться.

Но из Петербурга пришло известие об амнистии для политических преступников. Это меняло дело. Теперь путь Алексея Новикова лежал только в Россию. Однако везти Иосие с собой сейчас, когда в стране кипят такие события и он, бывший матрос Новиков, надеется быть в их гуще, Алексей всё-таки не решился. Они расстались…