Русский бунт. Все смуты, мятежи, революции - Лин фон Паль Страница 31

В современной ему Англии это было невозможно хотя бы потому, что еще с 13 века права личности там были защищены знаменитой Великой хартией вольности. В Московии 16 века никаких прав личности не имелось, как не имелось и такового понятия. Даже бояре эпохи Ивана Васильевича были не личностями, а рабами своего государя, и, скажем, отличными рабами. Предшественникам Ивана Васильевича удалось уничтожить крамольную заразу свободомыслия и сами «гнезда» этого свободомыслия в Новгороде и Пскове, Твери и Рязани и во всех присоединенных «добровольно» и недобровольно княжествах. Что-то подобное Великой хартии вольности в таких условиях родиться на этой земле попросту не могло.

Какой там запрет на взятие под стражу и заключение в тюрьму свободного человека, отъем у него собственности, изгнание или объявление вне закона иначе чем по приговору суда равных? Новгородские и псковские события отлично показывают, какой суд существовал и при Иване, и при его предшественниках, но даже такой неправый суд был судом, а большая часть утеснений производилась вовсе без всякого суда, и не у кого было просить справедливости. Московские государи в своей политике опирались не на свободных людей (они ликвидировали этих относительно свободных людей в «очагах инакомыслия»), а на сельское население, привычное к коллективной ответственности (очень удобный принцип) и покорности. Но тут вдруг оказалось, что и носители общинного сознания, если их довести, начинают бунтовать. И жалкие законопослушные москвичи тоже могут сбиваться в стаи. И, что хуже всего, опора царя, его войско, при умелом наущении может оборотить пики и пищали против своего господина.

Царствование Ивана Васильевича началось в трехлетием возрасте: его принесли к умирающему отцу, тот его поцеловал и благословил. После смерти отца его принесли в главный собор страны – Успенский, где, по Карамзину, «митрополит благословил державного младенца властвовать над Россиею и давать отчет единому Богу.

Царствование Ивана Васильевича началось в трехлетнем возрасте: его принесли к умирающему отцу, тот его поцеловал и благословил. После смерти отца его принесли в главный собор страны – Успенский, где, по Карамзину, «митрополит благословил державного младенца властвовать над Россиею и давать отчет единому Богу. Вельможи поднесли Иоанну дары, послали чиновников во все пределы государства известить граждан о кончине Василия и клятвенным обетом утвердить их в верности к Иоанну». С этих пор младенец Иоанн выставлялся как кукла на всех приемах для иностранцев и праздниках для народа, чтобы соблюсти протокол, но от его имени сначала правила мать Елена – правила, то даруя милости, то отнимая жизни, причем действия ее были непредсказуемы. К себе вдовствующая царица приблизила князя Телепнева, он и заботился как мог о малолетних братьях Иване и Юрии.

Через много лет царь Иван жаловался, что всех, к кому он успевал привязаться душой, у него тут же отнимали и убивали. Такое вот омерзительное детство досталось самодержцу. Немудрено, что он рано захотел получить реальную власть, а не только титул.

Когда Елена неожиданно умерла (ходили слухи, что от нее избавились бояре с помощью яда), Юрий был еще „суще детьско“, а Иван уже мог осмысливать происходящее – ему было семь лет. Обняв Телепнева, он рыдал на его груди. Перенять царскую власть бояре не могли, но уничтожить всех, кто был в милости у почившей Елены, – несомненно. Едва ее уложили в каменный саркофаг, князя Телепнева увели на расправу, силой отодрав от него малолетнего царя – бросили в темницу и попросту перестали кормить, от чего Телепнев и умер».

Теперь править за Ивана стала боярская группировка, лидеры в которой постоянно менялись, и грызня за близость к трону шла страшная. Наиболее удачливыми в боярской склоке стали князья Шуйские, их родственники, которые, забрав власть, добровольно уступать ее никому не желали. Положение самого Ивана при Шуйских было жалким, страну и народ князья тоже довели до беспросветной нищеты. Но тут умер старый митрополит, а новый вернул на свободу почти всех узников, брошенных в тюрьмы со времен Елены. И к власти пришел боярин Бельский, который тут же рассчитался с Шуйскими. Бельский правил не лучше Шуйских, а через год власть вновь перешла к Шуйским – неугодного митрополита тут же сместили, Бельского удавили. Через много лет царь Иван жаловался, что всех, к кому он успевал привязаться душой, у него тут же отнимали и убивали. Такое вот омерзительное детство досталось самодержцу. Немудрено, что он рано захотел получить реальную власть, а не только титул: в шестнадцать лет монарх потребовал подыскать ему невесту, и в 1547 году одновременно произошли два знаковых события – он венчался на царство и женился на Анастасии Захарьиной.

Венчание на царство было обставлено максимально торжественно. По словам Карамзина, «Иоанн вышел в столовую комнату, где находились все бояре; а воеводы, князья и чиновники, богато одетые, стояли в сенях. Духовник государев, благовещенский протоиерей, взяв из рук Иоанновых, на златом блюде, Животворящий Крест, венец и бармы, отнес их (провождаемый конюшим, князем Михайлом Глинским, казначеями и дьяками) в храм Успения. Скоро пошел туда и великий князь: перед ним духовник с крестом и святою водою, кропя людей на обеих сторонах; за ним князь Юрий Василиевич, бояре, князья и весь двор. Вступив в церковь, государь приложился к иконам: священные лики возгласили ему многолетие; митрополит благословил его. Служили молебен. Посреди храма, на амвоне с двенадцатью ступенями, были изготовлены два места, одетые златыми паволоками; в ногах лежали бархаты и камки: там сели государь и митрополит. Пред амвоном стоял богато украшенный налой с царскою утварию: архимандриты взяли и подали ее Макарию: он встал вместе с Иоанном и, возлагая на него крест, бармы, венец, громогласно молился, чтобы Всевышний оградил сего христианского Давида силою Св. Духа, посадил на престол добродетели, даровал ему ужас для строптивых и милостивое око для послушных. Обряд заключился возглашением нового многолетия государю. Приняв поздравление от духовенства, вельмож, граждан, Иоанн слушал литургию, возвратился во дворец, ступая с бархата на камку, с камки на бархат. Князь Юрий Василиевич осыпал его в церковных дверях и на лестнице золотыми деньгами из мисы, которую нес за ним Михайло Глинский. Как скоро государь вышел из церкви, народ, дотоле неподвижный, безмолвный, с шумом кинулся обдирать царское место, всякий хотел иметь лоскут паволоки на память великого дня для России».

Запомним это обдирание «царского места» – народный жест вроде бы и невинный, даже благонамеренный, но скоро народ привыкнет «обдирать» не только «царское место», но и все, что еще можно «ободрать», а бояре и авантюристы сами попробуют сесть на этом освященном традицией «царском месте». И переход от неподвижности и безмолвия к шуму и, наверное, драке за лучший кусок при «обдирании» тоже запомним. Именно по схеме внезапного перехода от неподвижности и видимой покорности к ярости будут далее строиться все столкновения народа и власти.

Не надо думать, что в малолетство Ивана никаких бунтов не было. Были. И он сам еще мальчиком пережил ужас, когда во дворец ворвались «лихие люди» и искали бояр, приговоренных всеобщим мнением к растерзанию. Бунты в годы, когда Иван был еще юным, происходили постоянно. Бунтовали набранные в войско пищальники, которым не выплатили жалованья, бунтовали жители разоряемых наместниками городов. Но бунты не обращались против самого царя и его ближайшей родни, их легко было остановить и успокоить. Как? Выплатить жалованье, убрать наиболее одиозного наместника, то есть устранить саму причину. Так всегда и поступали: жертвовали фигурами, которых отдавали на растерзание, или просто перенаправляли народный гнев в другое русло, создавая для простолюдинов тот или иной образ врага.