Война в Фивах - Нагиб Махфуз Страница 31

— Почему бы тебе не прикончить меня и тем завершить поединок? — заорал командир.

— У меня для этого нет причин, — спокойно ответил Исфинис.

Командир стиснул зубы, поклонился царю в приветствии, обернулся и покинул зал. Царь смеялся до упаду, затем дал знак Исфинису. Тот передал меч и щит гофмейстеру и, приблизившись к трону, поклонился царю.

— Твоя манера вести поединок столь же странна, что и твои пигмеи, — заметил царь. — Где ты научился сражаться?

— Божественный царь, в Нубии торговец не может ручаться за сохранность своего каравана, если не умеет защищать себя и своих спутников.

Царь сказал:

— Вот это страна! Мы, мужчины и женщины, тоже умели сражаться, когда совершали переходы по северной части пустыни, но когда мы стали жить во дворцах, пользоваться богатствами и достатком, начали пить вино вместо воды, мир показался нам приятным, и теперь я вынужден смотреть, как командир моей армии терпит поражение в поединке с крестьянином-торговцем.

Пока царь говорил, его лицо сияло, уста улыбались. Губернатор Ханзар приблизился к трону и, поклонившись в приветствии, сказал:

— Мой повелитель, этот юноша храбр и достоин охранной грамоты.

Подвыпивший фараон кивнул и сказал:

— Ты прав, Ханзар. Поединок был справедливым, и я даю ему охранную грамоту.

Губернатор подумал, что наступил удобный случай, и произнес:

— Мой повелитель, юноша готов делать особые услуги для трона, в том числе привозить из Нубии удивительные сокровища в обмен на египетское зерно.

Царь какое-то время смотрел на губернатора, думая о короне, которая украшала его голову. Затем твердо сказал:

— Он имеет на то наше позволение.

Ханзар поклонился в знак благодарности, а Исфинис пал ниц перед фараоном и поцеловал край царских одежд. Затем он покорно встал, еле удерживаясь от соблазна взглянуть на левую сторону трона, и стал пятиться назад, пока не скрылся за дверью большого зала. Он был вне себя от радости, но тут же задался вопросом: «Интересно, что скажет Лату, если узнает о поединке?»

В полночь Исфинис и рабы взошли на корабль и обнаружили, что Лату не спит и дожидается их возвращения. Старик с волнением подошел к юноше, желая услышать последние новости. Исфинис рассказал ему об успехах и испытаниях, которые выпали на его долю во дворце. Лату сказал:

— Вознесем хвалу богу Амону за успех, который он нам даровал! Однако я пренебрег бы своим долгом, если бы откровенно не сказал, что ты сделал грубую ошибку, поддавшись гневу и гордости. Ты не должен был подвергать риску наши великие надежды из-за внезапной вспышки гнева. Разве этот командир не мог убить тебя? Разве царь не мог сразить тебя? Ты не должен ни на миг забывать, что здесь мы рабы, а они хозяева. Мы прибыли сюда просить то, что у них есть. Никогда не забывай, что ты должен казаться им благодарным и преданным, и прежде всего губернатору, который нанес роковой удар твоему дедушке и всему Египту. Сделай это ради Египта, ради тех, кого мы оставили позади себя. Они тревожатся и молятся в Напате!

Старик не сдержался и разразился слезами, затем пошел к себе и начал горячо молиться.

Следующим утром оба отправились к Эбане, как обещали ранее своим товарищам. Эбана, ее сын Яхмос и друзья, включая Сенеба, Хама, Диба и Кома, встретили их. Всем не терпелось узнать новости. Хам сказал:

— Наши сердца томятся от нетерпения, их гложет страх, однако в них горит пламя надежды. В хижинах позади нас остались сотни друзей, которые прошлую ночь не сомкнули глаз.

Исфинис улыбнулся и ответил:

— Друзья, я принес хорошие вести! Царь разрешил нам вести торговлю между Египтом и Нубией.

На лицах друзей отразилась радость, в глазах горела надежда. Лату решительно сказал:

— Настала пора браться за работу. Нельзя терять время попусту! Не забывайте, что впереди долгий путь, так что надо собрать столько людей, сколько мы сможем. Не уставая, уговаривайте простых людей отправиться в путь вместе с нами. Говорите, что они извлекут большие прибыли, но не доверяйте им истинной цели. О ней мы сообщим, когда пересечем границу. Я не сомневаюсь в верности жителей Фив и всего Египта. Приступайте к делу и собирайте вещи!

Люди повсюду начали действовать скрытно, исполненные радости и веры. Они одевались как рыбаки, спешили к кораблям, занимали все места на палубе и под ней. Перед Исфинисом встала трудная задача. Как переодеть женщин и детей в мужчин и найти им занятие, которое лучше подходит мужчинам и юношам? Или же оставить их, причиняя им и их родственникам страдания? Юноша решил обсудить этот вопрос с ближайшими друзьями. Они долго спорили, пока Яхмос, сын Эбаны, наконец не произнес твердо:

— Господин Исфинис, нам нужна непобедимая армия, состоящая из мужчин. Женщины не должны мешать созданию такой могущественной армии, к тому же ничего плохого не случится, если они останутся в Фивах до тех пор, пока мы не вернемся победителями. Я взываю к нашей воле бороться. Пусть женщины остаются дома, что лучше, чем бросить их в Нубии. Хотя разлука причинит нам боль, пусть каждый потерпит и принесет жертву ради нашей великой цели!

Эбана, находясь под впечатлением этих слов, сказала:

— Какое мудрое решение! Наше место здесь. Мы разделим судьбу с жителями Фив. Если нам суждено умереть, мы умрем, если суждено жить, будем жить.

Все тут же согласились, и женщины смирились с тем, что им придется расстаться с мужьями и сыновьями. Жители южной части Фив проливали горячие слезы в день расставания, неистово молились и не теряли надежд.

В те дни, наполненные великолепными делами и безмолвными жертвами, Исфинис не знал отдыха. Он встречался с мужчинами, навещал семьи, помогал будущим спутникам собраться. Им двигали мечты, думы о настоящем и будущем. Юноша умерял терпением вспышки гнева и желание мести. При этом он был вынужден подавить страстное желание, горевшее в его сердце, преодолевать страсти, одолевавшие его изнутри, что ослабляло ненависть, ведшую битву с любовью. Как много он пережил, сколько вынес за эти несколько дней! Сколько терпения для этого понадобилось, и как он страдал!

Губернатор Юга наконец позволил Исфинису отправиться в путь, выдав ему разрешение пересекать границу, когда он того пожелает. Корабли снялись с якорей и отчалили на рассвете, пока стояла прохлада. Исфинис, Лату и Яхмос, сын Эбаны, заняли места в каюте головного корабля. Их сердца полнились тоской. После прощания с матерью в глазах Яхмоса все еще стояли слезы. Исфинис предался своим мечтам: он думал о Фивах и их жителях. Фивы — самый крупный город на земле, город сотни ворот, обелисков, устремившихся в небо до созвездия Близнецов, великолепных храмов и высоких дворцов, длинных аллей и огромных площадей, рынков, не знающих передышки ни днем, ни ночью.

Славные Фивы, Фивы Амона, который велел закрыть двери своего храма перед верующими на десять лет, пока будет длиться плен. Фивы захватили варвары и заняли положение министров, судей, командиров, знати. Они поработили жителей Фив. Судьба измазала лица жителей грязью тех, кто еще вчера был у них рабами. Из глубин раненой груди юноши вырвался вздох. Затем он мысленно вернулся к тем, кто притаился в трюмах его кораблей. Всеми двигала одна надежда — непоколебимая любовь к Египту, передававшаяся из поколения в поколение. Как они страдали, оставив позади на милость врагу жен, дочерей и сыновей! Возможно, они все столь же храбры, как юный Яхмос, скрывший свою тоску. Среди этих мыслей, набегавших одна на другую, перед мысленным взором Исфиниса возник образ, и он отвернулся от пристального взгляда Лату. Тот снова разозлился бы, узнав, о чем он думает. Исфинис удивлялся, почему его мысли вращаются вокруг ее образа, пребывая в смятении, он подумал: «Разве возможно, чтобы один человек стал предметом любви и ненависти?» Глаза юноши стали печальными, и он сказал про себя: «Как бы там ни было, я больше не увижу ее, так что нет причин для беспокойства. Разве в мире есть сила, способная победить забвение?» Лату прервал его мечтания, заговорив тоном, в котором звучало беспокойство: