Книга на книжной полке - Генри Петроски Страница 31

Впрочем, появлялось все больше эксцентриков, у которых собирание и хранение книг становилось важнейшей частью жизни. Библиофилу XIV века Ричарду де Бери «приходилось, чтобы залезть в постель, перебираться через горы книг» [153]. Когда в частных библиотеках печатные книги вытеснили манускрипты, путь к кровати для многих, вероятно, был отрезан окончательно. В XVIII веке жил библиофил Томас Роулинсон, «собиравший книги, как белка орехи» [154]; о нем злословили, что он читает только заглавные страницы и больше ничего, а Джозеф Аддисон прозвал его Том Фолио. В его комнатах в Грейз-инн скопилось столько книг, что ему приходилось спать в коридоре.

Иллюстрация из «театра машин» Агостино Рамелли, изображающая его удивительное колесо, 1588

Занятый кропотливым трудом богослов или монах, читавший и перечитывавший несколько книг, которые хранились в его келье, и коллекционер, стремившийся набить в свои шкафы как можно больше книг (таким был, например, «книжный вредитель и башмачник Джон Бэгфорд, который собирал не книги, а только титульные листы» [155], составившие в итоге 46 томов формата ин-фолио), — это две крайности. Между этими крайностями были те, кто собрал большие библиотеки, но из действительно нужных книг. Этим людям требовались новые способы хранения книг, новый опыт обращения с ними. Среди изобретателей библиотечной мебели в XVI веке был итальянский военный инженер Агостино Рамелли, чей трактат «Различные и искусные машины» вышел в 1588 году. Этот труд принадлежит к жанру иллюстрированных «театров машин» [156]. В книге почти двести гравюр размером 15,2 × 22,8 сантиметра, изображающих всевозможные механизмы — от мельниц до осадных орудий. В отличие от набросков Леонардо да Винчи, где многие подробности нужно додумывать, рисунки Рамелли тщательно детализированы и проработаны.

Среди идей Рамелли — колесо с подставками для книг; оно напоминало водяное колесо, и ничего подобного в кабинетах европейских ученых не существовало. Историк китайской науки и техники Джозеф Нидем утверждает, что вращающийся книжный шкаф изобрели не на Западе, а в Китае, «возможно, за тысячу лет до чертежей Рамелли» [157]. По словам Нидема, «то, что колесо Рамелли было вертикальным, а китайские колеса, со времен Фу Си, горизонтальными, всего лишь характеризует две инженерные традиции» [158] и прекрасно подчеркивает «тягу западных инженеров к вертикальным конструкциям, а китайских — к горизонтальным» [159]. Правомерно ли такое обобщение, вопрос спорный, как и заявление Нидема о том, что, «вероятно, с начала времен вращение колеса было не только бытовой потребностью, но и символическим религиозным актом» [160].

Разумеется, в западном изобразительном искусстве можно встретить много горизонтальных вертящихся книжных шкафов, не говоря уж о том, что их охотно выпускала западная промышленность. Подобная изобретательность не угасла с эпохой Возрождения. В одном викторианском руководстве по обустройству домашней библиотеки говорится: «Вращающийся книжный шкаф квадратной формы, американское изобретение, производимое у Трубнеров, будет полезен всякому литератору. Шкаф изготовляется из дуба, выкрашен в зеленый цвет и не лишен приятности для взора» [161].

Ценились ли такие сооружения за эстетическую привлекательность, символизм или удобство? Об этом можно спорить. Но нет сомнений, что многие переписчики, переводчики, комментаторы считали их даром божьим. Впрочем, неясно, было ли таким уж удобным колесо Рамелли. На иллюстрации видно, что читатель с его помощью может быстро переходить от книги к книге, как мы сегодня перемещаемся между веб-страницами, но рядом с колесом или в нем самом нет никакой поверхности, на которой можно писать. Позволим себе еще один анахронизм: изобретение Рамелли похоже на модель колеса обозрения диаметром в два — два с половиной метра; открытые книги будто бы катаются в индивидуальных кабинках. Это хорошо для пассивного или развлекательного чтения, но не для активных занятий, в том числе письма. Однако, по словам Рамелли, это красивая и искусная машина, весьма полезная и сподручная для всякого, кто находит утешение в ученых занятиях, в особенности же для тех, кто мучим подагрою, ибо с сею машиною возможно обращаться ко многим книгам единовременно, не утруждая себя передвижением с одного места на другое. Кроме того, имеется у нее и еще одно превеликое достоинство, состоящее в том, что она занимает весьма мало места в любом помещении, что всякий имеющий разум увидит на нашем рисунке [162].

Можно предположить, что колесо вмещало около дюжины книг. Читатель вращал его руками: большие и массивные боковые колеса были удобны для захвата. Изобретатель следует традиции Агриколы, в трудах которого по горному делу (начало XVI века) многочисленные иллюстрации изображают машины в разобранном виде, чтобы показать детали, которые иначе были бы не видны: Рамелли тоже убирает на иллюстрации часть колеса, чтобы показать, что внутри оно полое, а планетарные шестерни сцепляются таким образом, что столики с книгами не болтаются свободно, как сиденья детской карусели, а все время находятся под одним и тем же углом к полу, где бы они при этом ни находились. Разумеется, эта особенность вращающегося колеса была очень важной: без нее книги бы просто падали со своих мест. Дальнейшее описание Рамелли подтверждает, что достоинства его изобретения заключаются в том, чего оно не умеет и не требует:

Сие колесо… сооружено так, что когда на подставки его положены книги, они не могут упасть или сдвинуться со своих мест, даже когда колесо вращают и оно описывает полный круг. Книги всегда останутся в одном положении и предстанут перед читающим в том же самом виде, в коем они были положены на подставки, посему нет нужды их привязывать или чем-либо удерживать [163].

Такое внимание как к элементам конструкции, так и к ее действию указывает на то, что и все прочие детали иллюстрации Рамелли нужно считать достоверными. Например, дверь на заднем плане оснащена замком и двумя засовами: и сегодня такие устройства устанавливают на квартирных дверях в больших городах. Детализация так хорошо проработана, что мы отчетливо видим: засовы отперты. Можно предположить, что владелец кабинета запирал их, чтобы обезопасить себя или свои книги, а может быть, чтобы просто побыть в уединении, когда хотел, чтобы ему не мешали читать, или боялся задремать у колеса или уснуть в своей постели (которая, может статься, находится где-то здесь же, за рамкой или позади наблюдателя).