Русская Атлантида. Невымышленная история Руси - Андрей Буровский Страница 31

В-четвертых, существуют ведь данные не только исторических источников. Есть, например, археологические данные о том, что в VII–X веках на Руси существовало двенадцать общностей… не знаю, как назвать их точнее. Ведь археологические данные не позволяют говорить, что это именно племена. Но общности есть, их именно двенадцать, и занимают они именно те места, о которых говорил Нестор.

С одним из племен, тиверцами, получилось вообще интересно. Нестор писал о них, что тиверцы «сидяху по Днестре».

Долгое время Нестора понимали весьма буквально: «на Днестре» — значит, непосредственно на берегах реки. Несколько поколений археологов пытались искать тиверцев на берегах Днестра. Не найдя племени, ученые начали вообще сомневаться в существовании тиверцев и стали склоняться к мнению, что Нестор, всегда вроде бы точный, «все придумал». Возникли даже не лишенные остроумия догадки — почему, для чего Нестор мог придумать тиверцев? Может быть, вопреки претензиям Византии на эту землю? Или чтобы племен оказалось ровно 12, священное число? Или перепутал славян с людьми совсем другой культуры?

Только в конце 1940-х годов молодой московский ученый Г. Б. Федоров сделал вполне безумное предположение: а что, если Нестор имел в виду, что тиверцы «сидяху» не по самому берегу Днестра, а на его притоках? Берега Днестра везде высокие, слой почвы нетолстый, много выходов камня-известняка. Редкие села лежат на высоких берегах, далеко от воды. Неудобно и брать воду, и для земледельческого хозяйства. А на притоках было удобно жить для земледельцев.

Преодолев огромное сопротивление почтенных мэтров («разве вы не знаете, что тиверцев найти нельзя?!», «многие их искали…», «бесперспективное занятие; займитесь чем-нибудь другим»), Георгий Борисович получил, наконец, право произвести археологическую разведку. Не сумей он получить результат за этот месяц, вся научная карьера Г. Б. Федорова могла бы пойти прахом. Но все дело-то в том, что тиверцев он как раз и нашел…

Получается, что сообщаемые Нестором сведения подтверждаются, и подтверждаются так, что лучшего нельзя и ожидать. Вероятно, и в остальных случаях на Нестора имеет смысл полагаться, не выясняя — а почему он придумал то или иное?

Отмечу еще огромное количество находок IX–XIII веков, происходящих из Западной Европы; это и мечи, и украшения, и монеты-динарии. Монеты, кстати, очень хорошо датируются.

В-пятых, раскопки во многих русских городах выявили слой монгольского нашествия. Конечно, сам по себе «след набега, след пожара» доказывает только то, что город брали штурмом, и не более того. Да только вот в некоторых городах места, где шел самый отчаянный бой, где «лежал живой на мертвом и мертвый на живом», не были расчищены и убраны.

Например, древняя Рязань находилась в 12 километрах от современной; называя вещи своими именами, после нашествия русские люди просто отстроили другой город, в другом месте и дали ему прежнее название.

В Киеве и в Любече город отстраивали поверх слоя погрома и пожара: просто разровняли все, что можно, и стали строить город поверху.

Что тут поделаешь! «След набега, след пожара» открывает не очень приятные зрелища. То есть, может быть, Бушкову с его культом империй, войны, физической силы и прочими пережитками младшего подросткового возраста это зрелище и понравилось бы. Большинству же людей оно категорически неприятно. Слой заполняют обугленные обломки бревен, костяки множества порубленных саблями, проткнутых копьями и стрелами людей. По положению скелетов видно, что многие пытались выбраться из завала еще живых и уже мертвых, когда рухнули горящие дома, погребая под собой людей.

Так вот, часть погибших — рослые европеоиды, вооруженные прямыми мечами, типично русскими щитами, в столь же типичных панцирях и кольчугах. А другая часть — смесь европеоидов, людей с легкой монголоидностью и даже выраженных монголоидов. И эти люди вооружены кривыми саблями, щиты у них маленькие круглые, типичные для верховых, а панцири типичны для Центральной Азии.

Есть и страшноватенькая находка в Киеве, часть слоя гибели города — полуземлянка гончара, в одной половине которой располагалась мастерская, в другой, отделенной печкой, — жилая часть.

У входа в землянку лежат двое: среднего роста человек с легкой монголоидностью, в типичном для степняков шлеме, с кривой саблей. И рослый, без панциря, с топором. На полу мастерской — скелет молодой женщины, в позе распятой; в руки скелета вогнаны два кинжала, лезвия которых уходят глубоко в земляной пол. А на печке, в другой «комнате», — скелетики детей четырех и пяти лет.

Если Фоменко, Носовский и Бушков не в состоянии объяснить находку, я, кажется, берусь это сделать. Монголы (те самые, несуществующие) ворвались в жилище гончара, убили хозяина. Пока вымышленные монголы убивали их отца и насиловали мать, дети забрались на печку. А когда рухнула горящая кровля дома, монголы выбежали из дома так поспешно, что не успели его ограбить и не успели унести своего убитого.

Комментировать нужно?

В-шестых, прекрасным аргументом против Морозова — Фоменко — Носовского — Бушкова стали раскопки Древнего Новгорода. Раскопки в Новгороде, помимо всего прочего, позволили создать два новых и очень точных метода датирования. Один — по слоям уличной замостки. Каждые сорок лет положенные на коровьи челюсти дубовые плахи зарастали грязью — и приходилось укладывать новые слои. Между слоями замостки находят и монеты, и яркие, датирующие вещи, и берестяные грамоты с датировками.

Кроме того, известен слой, который можно датировать едва ли не до года. До завоевания Новгорода Иваном III здесь строили из местного белого камня. После завоевания города московитами строительство из белого камня запретили, и строить стали строго по-московски, из красного кирпича. Еще в конце 1930-х годов была найдена эта граница вольности новгородской.

Так что точнейшее датирование слоев городской застройки в Новгороде — дело совершенно обычное. Дошло до того, что один мой знакомый, научный сотрудник Эрмитажа, стал датировать время написания фрески, исходя из формы изображенных на этой фреске замков. На фреске изображен Христос, крушащий запоры ада. И эти запоры, естественно, художник изобразил такими, какие видел и знал: замки его времени. А замки, найденные в Новгороде при раскопках, имеют точнейшие даты благодаря слоям уличной замостки. Возраст находок каждого слоя можно определить с точностью до 10–20 лет.

Так вот, самые ранние слои замостки в Новгороде датируются X веком. И признать фальсификацией приходится не традиционную хронологию, а как раз выдумки фоменок и носовских — ведь каждый слой перекрывается всей толщей позднейших…

Впрочем, тут тоже вопрос к «оппонентам» — они что, никогда не слыхали не только про Ярославово дворище, но и про раскопки на Неревском конце Новгорода? Как говорит один мой нерадивый ученик: «У всех бывает, не у всех проходит».

Второй созданный в Новгороде метод датирования — дендрохронологический. Дело в том, что сочетание холодных и теплых годов совершенно уникально. Никогда не бывает повторения именно таких оттепелей, заморозков, сроков наступления холодов, таких сочетаний холодного и теплого периодов. Рисунок годовых колец любого дерева, когда каждое кольцо «шире на 30 %» или «вдвое уже» предшествующего, совершенно уникален — как, прошу прощения за банальность, отпечатки пальцев человека.